В разгаре лета
Шрифт:
Впервые чувство отвращения к себе возникло у Эли-аса тогда, когда он после бегства из Таллина сел в Саку на узкоколейку. Да, страх его был так велик, что он не решился купить железнодорожный билет в Таллине. Боялся, что на вокзалах следят за пассажирами и его могут арестовать. Он доехал до Саку и только там решился сесть в поезд. И сразу же почувствовал к себе отвращение за то, что оказался таким трусом.
Потом упрекать себя приходилось не раз. Временами обилие самообвинений приводило к приступам тяжелой депрессии, к полному отчаянию. Но каждый
Следующей ночью Элиаса разбудили громкие голо са. Он прокрутился в постели несколько часов без сна, заснул с трудом и, разбуженный, не сразу понял, что происходит в передней. Лишь после того, как кто-то забарабанил в дверь, у него мелькнула мысль, что, наверно, его пришли забрать. Он и сам не мог объяснить, почему так подумал, но первое его чувство было именно таким.
Элиас не ощутил ни малейшего страха, наоборот, ему стало даже весело. Он натянул брюки и открыл дверь. Дверь была не заперта, и стучавшие могли свободно войти, но почему-то не пытались этого сделать. Элиас ухмыльнулся про себя: незваные гости нервничали больше его.
В продолговатой, похожей на коридор передней стояли четыре незнакомца - двое с винтовками наперевес. Все с топотом ввалились в его комнату.
– Фамилия?
Вопрос задал весьма животастый мужчина с белым, как молоко, лицом.
– В чем дело?
– Элиас по-прежнему оставался спокойным.
– Кто вы такие, по какому праву вы мешаете мне спать?
Самоуверенность Элиаса разозлила одного из тех, кто был с оружием. Это был плечистый, загоревший дочерна мужчина в сапогах и в кожаной куртке, какие носят обычно шоферы и мясники.
– Молчать!
– грубо заорала кожаная куртка.
– Отвечайте, если не хотите, чтобы мы вас тут же прикончили.
Человек с белым лицом сказал кожаной куртке:
– Ругаться не обязательно.
– Он повернулся к Эли-асу и снова спросил: - Фамилия, место жительства, профессия?
Элиас рассвирепел:
– Я требую - объяснитесь! Теперь заговорили все разом:
– Это мы требуем объяснений!
– Отвечайте, когда вас спрашивают!
– Ишь какой важный нашелся!
– Да что мы валандаемся? Надевайте пиджак, и пошли.
Элиас не двинулся с места. Он пытался сохранить хладнокровие. Он понимал, что эти люди готовы на все. "Кто же из них пекарь?
– подумал он. Тот самый господин Крийсталь, который с самого начала проявил ко мне особый интерес? Или пекаря среди них нет?"
– Господин Крийсталь, фамилия моего пансионера - Элиас. Он инженер, который ожидает возможности вернуться в Таллин, - раздался за спиной у людей расстроенный голос хозяйки.
– Я же говорила вам. Господин Элиас честный, достойный доверия человек.
– Вы, госпожа Фельдман, не вмешивайтесь, - сказал толстый господин с белым, как штукатурка, лицом.
– Спокойно!
– призвал он своих спутников к порядку. И снова потребовал от Элиаса: - Пожалуйста,
"Как быть?
– подумал Элиас.
– Подчиниться насилию или протестовать?" Поколебавшись, он достал из внутреннего кармана пиджака, висевшего на стуле, паспорт и протянул его. Видимо, господину пекарю. Ну конечно же хозяйка так и назвала его.
Все четверо склонились над удостоверением личности. Элиас следил за ними с нарастающим раздражением.
– Элиас Эндель, сын Юри, - громко прочел Крийсталь.
Кожаная куртка подсказала:
– Поглядим-ка, где он прописан? Некоторое время царило молчание.
– Ага, в Таллине! Дело яснее ясного. И все снова вскинули головы.
– Вы арестованы, - злорадно заявил пекарь.
– У вас нет законного права на мой арест, - взорвался Элиас.
– Вот где наш закон!
И кожаная куртка поднесла к носу Элиаса огромный кулак.
Крийсталь утихомирил его и снова сказал Элиасу:
– Соответственно немецкому военно-полевому праву и решению эстонской самообороны, все коммунисты и бойцы истребительных батальонов должны быть допрошены. Одевайтесь, пойдете с нами.
Элиас окончательно рассвирепел:
– Я не коммунист и не боец истребительного батальона. Я...
– Молчать!
– рявкнула кожаная куртка
– Только не вздумайте хитрить и запираться, - предостерег пекарь.
– Вы были с теми коммунистами, которых прислали из Таллина в Пярну. Ну, хватит тянуть. Одевайтесь живее.
Элиас расхохотался.
– Ладно, я вынужден подчиниться насилию. Но учтите, что я предъявлю вам обвинение в самоуправстве.
На этот раз расхохоталась во весь голос кожаная куртка.
Элиас с величайшим удовольствием заехал бы ему в рожу, но успел сдержаться. Он понимал, что в данной ситуации ему не удастся опровергнуть абсурдные подозрения. Если даже он рассказал бы о своих похождениях в Вали, здесь и это вряд ли помогло бы. Ни один из этих четверых не поверил бы ему. В их глазах он был большевиком, и это решало все. По-видимому, комедию ареста подстроил господин Крийсталь, который заведомо счел его подозрительной личностью. Утром наверняка все выяснится. Если нужно, пусть проверят в Вали, кто он такой и чем он там занимался.
Элиас оделся. Проходя мимо хозяйки, он поклонился ей и попросил не сдавать его комнату, так как он скоро вернется.
Услышав это, кожаная куртка опять начала ржать, из-за чего Элиас не расслышал ответа хозяйки.
Элиаса отвели в камеру предварительного заключения. Во всяком случае, Элиасу показалось, что это или камера, или городская тюрьма. Так он решил по зарешеченным окнам и обитым железом дверям.
Помещение, куда его чуть ли не втолкнули, было довольно тесным. Двадцать - двадцать пять квадратны ч метров, не больше. Но людей1 здесь было много. Большинство из них лежало, тесно сгрудившись на голом цементном полу, некоторые сидели, понурясь, у стены. Элиас с трудом выискал себе место.