В разгаре лета

Куусберг Пауль Аугустович

От той растерянности, какая была в нем при нашей последней встрече, и следа не осталось. Нет, это был уже не тот нервный человек, что стремился любой ценой обелить себя.

Я не сказал в ответ ни слова. Еще не решил, как вести себя: разговаривать с ним или вовсе не обращать внимания?

Нийдас поднялся, шагнул ко мне, и я оказался вынужден протиснуться чуть дальше, чтобы освободить ему место в проходе. Он пошел следом, словно бы подталкивая меня сзади. Когда мы выбрались в тамбур, я сообразил, что ему не захотелось затевать

со мной разговор при попутчиках. Побоялся, как бы я чего не отмочил. Зачем же он тогда вообще ко мне прицепился?

– У тебя что-то с ногой, - сказал он участливо.
– Ранило?

Ему удалось меня обезоружить.

– Пустяковина, - буркнул я, глядя мимо него. Тогда он сказал:

– Меня посылают на Урал. На востоке будут строить новые заводы, там невероятно нуждаются в инженерах и техниках.

Я сказал на это:

– Ты не вернулся к нам.

Нийдас рассмеялся. Словно бы мои слова и впрямь его рассмешили.

– В тот вечер ты был очень импозантен. Отчасти ты имел право так разговаривать, поскольку не знал всего и не верил мне. Может, и сейчас все еше не веришь? Прочти, пожалуйста!

Он достал из-за пазухи большой, туго набитый бумажник, выудил оттуда несколько документов и сунул их мне.

Я отвел его руку.

– Нет, ты прочти, - настаивал Нийдас.
– Не желаю я, чтобы ты и кто бы то ни было думал обо мне бог весть что.

Но я все-таки не стал изучать его справок и удостоверений.

Нийдас продолжал:

– Слишком уж мы торопимся осуждать своих товарищей. Но осуждать других легко, понять - труднее. Однако мы должны понимать друг друга, Олев. В тот вечер твои подозрения так меня оскорбили, что я не смог ничего тебе объяснить, Может, ты и сейчас меня подозреваешь? Напомню тебе, однако: при теперешнем положении ни одного человека не освободят от мобилизации по пустякам, никому не выдадут ни с того ни с сего эвакуационных справок. Сам я этого не добивался. Просто подчинился распоряжению наркомата н директивных органов.

Зачем он сообщал мне все это? Неужели для него что-то значило мнение Руутхольма, Тумме или мое? Ради чего он заговорил со мной?

– Как там у вас?
– перевел он разговор на другое.
– С Тумме и директором все в порядке?

И, скользнув по мне взглядом, он вдруг многозначительно подмигнул и спросил:

– Как поживает наша молоденькая санитарка?

Об этом он не должен был спрашивать, нет, не должен был. Я посмотрел на него в упор и тяжело проронил:

– Товарища Уйбопере больше нет.

– Что с ней?

В голосе его прозвучало чистое любопытство, и это ранило меня.

– Или погибла, или попала к фашистам в плен. Он сокрушенно покачал головой. Притворялся,

ей-богу, притворялся. Ему было ни холодно ни жарко. Если бы случилось что-нибудь с Акселем или Тааветом, он проявил бы не больше сочувствия. Я понял это. Как и то, что все его слова и уверения

были ложью. Небось немалых ему стоило трудов добыть нужные бумаги.

– Ребята наши все здоровы?

Я не ответил на этот вопрос. Сказал совсем про другое:

– Удивляюсь, что ты уезжаешь в тыл. Честное слово, удивляюсь. Или ты больше не считаешь, что война уже проиграна?

Взгляд его стал холодным.

– Я не намерен опять терпеть твое нахальство. Прощай.

Он захотел повернуться и уйти в вагон. Я схватил его за плечо и рванул к себе:

– А ты не боишься, что немцы дойдут до Волги, до Урала, до Сибири? Отвечай!

От волнения у меня задрожал голос.

– Мальчишка!
– прошипел он.
– Невоспитанный мальчишка!

Злость моя схлынула. Я оставил его и выскочил на перрон.

Он кинулся за мной. Остановил меня и торопливо произнес:

– Меня ты подозреваешь! А за бандитов заступаешься!

Я ничего не понял.

– Перед твоим приходом тут по вагонам шнырял инженер Элиас. Не удивляйся: инженер Элиас. Лесной брат, о котором ты боишься сказать правду.

Тут до меня дошло. По-видимому, Нийдас еще раз говорил с Ирьей Лийве, которой я соврал, будто не видел инженера Элиаса. Да, теперь мне стало это ясно. Но как Элиас попал в Таллин?

– Элиас тоже собирается эвакуироваться?

Слава богу, что я сказал хоть эти слова, а не уставился на Нийдаса разинув рот. Вполне могло случиться и такое - настолько поразило меня сообщение Нийдаса,

Голос Нийдаса сразу же стал напористым:

– Мы можем думать друг о друге разное, но в отношении классовых врагов должны действовать сообща. Инженер Элиас в Таллине, это точно. И, разумеется, прислан сюда с определенными целями. Надо немедленно информировать соответствующие органы, чтобы этого врага вовремя обезвредили. Минуточку!

Он снова начал рыться в карманах. На этот раз он вытащил записную книжку в кожаной обложке, пролистал ее, вырвал листок и, что-то написав на нем, протянул его мне.

– Позвони по этому номеру. Сообщи, что инженер Элиас, которого ты видел в Вали вместе с бандитами, орудует сейчас в Таллине. Может быть, его сумеют схватить, пока не поздно.

Я посмотрел на листок с оборванным краем, на цифры телефонного номера и, подняв взгляд, тихо спросил:

– Почему же ты сам не позвонишь?

– Эшелон может пойти с минуты на минуту. А телефон здесь только у начальника станции. В присутствии посторонних нельзя вести такой разговор.

Я внимательно посмотрел на него. Откуда взялся а его записной книжке этот номер? С чего бы?

– Ты разговаривал с Элиасом?

– Да. Он увидел меня и заговорил сам.

– О чем?

– Сказал, что ищет товарища Лийве. Но я не поверил.

– Почему?

– Слишком хорошо знаю людей. Соваться головой в огонь ради женщины так бывает только в кино.