В режиме отладки
Шрифт:
— Знаю, — вздохнул Яромир, — это и плохо.
Сам-то он на сей счет не заморачивался. И души тех, кого в сводках принято сухо именовать «жертвами среди мирного населения», ни лейтенанта, ни теперь уже капитана Елача совсем не тревожили. Главным для него было — выполнить приказ, решить боевую задачу; цена же значения не имела. Ибо, как любил повторять сам Елач: «на войне свои законы».
Справедливости ради, сорвиголовой он никогда не был и результатов, как правило, добивался. Хотя поведением своим то и дело вызывал зубовный скрежет командования… да и карьеру военную, в конце концов, все-таки загубил. Когда нагрянул со своим взводом
Ту деревушку Елач сотоварищи только что вверх дном не перевернули — и все из-за одного-единственного, зато на редкость назойливого, снайпера. Еще в гастрольную программу входили допросы с пристрастием, показательные расстрелы наиболее подозрительных селян, и конечно обещания куда более суровых кар: ковровых бомбардировок, напалма или применения реактивных систем.
Менее чем через неделю Елач проснулся знаменитым: его большое фото в полевой форме красовалось на передовицах ведущих газет. Иностранных. Без всякого суда назвавших лейтенанта Сил Обороны военным преступником. Более всех расстарались тогда щелкоперы то ли из «Времен», то ли из «Вечернего курьера», придумав ему прозвище «Рудагорский мясник». Не поленились, даже название местности выучили…
И хотя костлявые руки очередного международного трибунала Елача так и не достали, война для того все равно была закончена. Лейтенант подал рапорт об отставке — не добровольно, ясное дело, ибо в военное время самовольную отставку попросту не приняли бы да еще подняли на смех. Собственно, именно с той поры Яромир Елач отдает долг отечеству не с автоматом и в камуфляже, а в прокуренных стенах полицейского участка. Хотя о содеянном не жалеет и до сих пор.
— Кстати, — невзначай поинтересовался он у бывшего товарища по оружию, — а зачем тебе вообще дался этот петушок? Можно узнать?
— Да я и сам толком не понял, — вполне честно отвечал Радван, — работа такая, что наперед ничего точно знать невозможно.
— А неточно?
— А неточно… я подозреваю, что в районе столицы орудует не то шпионская сеть, не то диверсионное подразделение. Вот, надеюсь прояснить… с помощью твоего кадра.
— Да уж, — Елач вздохнул, не иначе как сам близкий к подобным подозрениям, — ладно. Понимаю, что для меня это слишком круто. Оставляю вас… и, последняя просьба: не бей его сильно. Чтоб очередная журнашлюшка жестокостью полиции народ не пугала.
Последние фразы он произнес, когда «кадра» наконец привели. Лицо эльфа и без того украшали ссадина и немаленький синяк… начавший, впрочем, уже бледнеть. Впрочем, выражение пришелец-арестант хранил гордое, не выказывая ни страха, ни мольбы о снисхождении.
— Итак, — начал Радван, стоя опершись руками на стол и обращаясь к сидевшему напротив эльфу, — говорю сразу: я знаю, откуда вы и какого лешего вам у нас надо. Легенды не пройдут… как и посулы. Потому что о вашем отношении к «варварским мирам» и их обитателям я наслышан тоже. В том смысле, что знаю: единственная, гарантированная мне награда от вас это смерть.
Молчание и слегка грустный взгляд были ему ответом. «И что?» — словно хотел сказать ему эльф.
— Но я — не вы: убиваю только, чтобы не убили меня. И потому, если будешь сговорчив, я дарую тебе свою варварскую милость. Обещаю, что ты не задержишься надолго в этих стенах… и не будешь застрелен, едва их покинув. Возможно даже, ты сумеешь вернуться к своим — если, конечно, мы сумеем договориться, и ваша ушастая братия свалит отсюда без лишних трений. И жертв.
— А мне некуда возвращаться, — возразил пришелец еще более печальным голосом, — в «Клинках Виндира» нет места неудачникам. А я попался; так что для братьев… бывших я теперь хуже варвара.
— О, вон оно что, — вмиг приободрился Радван, — выходит, тебе самому грозит смерть?
— Да, — эльф кивнул, — если выйду отсюда. Я ведь опозорил клан, а смыть позор он сможет только кровью. Моей. Так что свобода твоя мне теперь как гоблину солнечный свет.
Немного опешив от такого заявления, Радван предпринял новую атаку — заходя уже с другой стороны.
— В таком случае должен тебя огорчить: срок твоего ареста будет совсем недолгим. Менее двух недель — и тебя просто вывезут за городскую черту. Где никому, учти, уже не будет дела ни до тебя, ни до твоей безопасности. Я же могу устранить угрозу нам обоим… если не насовсем, то на заметно более долгий срок точно. Перебить этих ваших «Клинков» побольше, да выставить прочих из нашего мира. А ты… я думаю, устроишься у нас не хуже Лорентили.
От охотника не укрылось, как сверкнули глаза эльфа при упоминании имени беглянки. Видать, и вправду не была она простой женщиной, самовольно покинувшей родной мир. Простые не вызывают такую, можно сказать инстинктивную, неприязнь.
— Делай что хочешь, — равнодушно произнес эльф.
— Так помоги, бородавка тебе на задницу! — воскликнул, теряя терпение, Радван, — подскажи! Я-то откуда знаю, где база ваша? Или портал, из которого вы лезете…
— Хорошо, — слегка помедлив, проговорил арестант, — что-то вроде лагеря у «Клинков Виндира» за городом: в развалинах какого-то из ваших зданий… большого. Оттуда миссией в этом мире руководит сам Квендалл. Туда же привешен портал… хотя, при желании, Квендалл может перенести его в любое другое место. Только…
— Что еще? — вопрошал Радван недовольно.
— …что-то я сомневаюсь, что тебе одному по силам сладить с «Клинками Виндира».
— Тогда вот что я тебе скажу, — охотник положил эльфу руку на плечо, — если хочешь обосноваться у нас, то запомни для начала пару местных народных мудростей. Мудрость первая: трудно жить без веры…
На последнем слове он осекся — вспомнив, что напоминает оно про ненавистных фундаменталистов.
— …я имею в виду, веру в собственные силы и успех, — пришлось уточнить Радвану, — в возможность сладить с любой бедой. А вот и мудрость номер два: против лома нет приема. То есть, против грубой силы. Если вы смертные, то никакая магия вас не спасет. И… как ты сказал: большое здание? А на карте показать сможешь? Хотя вряд ли за городом много больших зданий…
Уже выходя из комнаты для свиданий, охотник справился на сей счет у капитана Елача. И получил неожиданно четкий и конкретный ответ.
— Развалины? Большое здание за городом? — переспросил бывший сослуживец, — так это санаторий Министерства культуры, точно!
А после секундной паузы дополнил:
— Разбомбленный.
Именно так — разбомбленный, а не угодивший под артобстрел или просто заброшенный. Очередная жертва вмешательства в гражданскую войну цивилизованных соседей. Ну не смогли они устоять в стороне, когда совсем рядом заварилась такая каша. Непременно должны были влезть в нее. Чтоб собственный же, родной электорат не скучал, да не стыдился за свою чересчур уж цивилизованную жизнь.