В садах чудес
Шрифт:
Она решила найти тех, с человеческими телами и звериными ликами… Она почему-то знала, что они все объяснят ей, все скажут…
Мальчик позировал спокойно. Одетый по-взрослому, он смотрел куда-то мимо художника, в окно, в сад за стеклом, где зеленели деревья и перелетали птицы…
Маркиз Л. вошел в комнату и спросил, как подвигается работа над портретом, послушен ли ребенок. Художник заверил отца, что мальчик ведет себя прекрасно. Ребенок действительно не капризничал. У него были светлые, чуть дыбом волосы, немного вздернутый нос, темные глаза, карие… Но в целом его лицо отличалось своеобразием —
— А ведь я уже видел изображение, удивительно похожее на вашего сына.
— В Париже?
— О нет! В Италии!
— Работа какого-нибудь знаменитого итальянца?
— Отнюдь нет! Это был экспонат из коллекции антиков графа Ч. Довольно большой черепок; вероятно, остаток какого-то большого сосуда. И на нем — рельефное изображение юношеского лица. Право, это было лицо вашего сына! Думаю, таким он станет лет через десять!
— И как попало это изображение в коллекцию графа?
— Он рассказывал, что черепок был ему продан каким-то испанцем. То был старинный, древний восточный сосуд, откуда-то из Древнего Египта.
В кафе за столиком Поль и Анна пили оранжад. Незнакомка запаздывала.
— Знает ли она меня в лицо? — озабоченно спросил Поль у жены.
— Полагаю, что да! И, кроме того, в письме она не сообщает никаких своих примет. Значит, она знает тебя и первая к нам подойдет!
Днем в кафе не было особенно людно. В темном углу Анна разглядела тетку покойной Мадлен. Приподняв темную вуаль, та пила кофе. Видно было, что у нее худое морщинистое лицо, скорбный рот.
Анна снова принялась поглядывать на дверь. Поль зевнул.
— Прошел час! Сколько можно ждать! Пойдем, Анна!
У двери они почти столкнулись с теткой Мадлен.
— Поль Л.?
— Да. И в таком случае вы, должно быть, Жюли К.?
— Вы не ошиблись, это я. Вижу, вы получили мое письмо.
Она обращалась только к Полю, не глядя на Анну.
— Я хотела бы поговорить с вами наедине.
— Нет! — вмешалась Анна. — Простите! Но это невозможно! За последнее время в нашей семье произошло столько…
— Хорошо! — перебила старуха. — Тогда я просто предупреждаю, попробуйте уехать отсюда! Не медлите! И возьмите вот это! — Она раскрыла старомодный ридикюль из черного плотного шелка. — Когда-то моя дальняя родственница служила в семье Л., она была чем-то вроде компаньонки. Это ее дневник! Когда-то, когда он еще только достался мне по наследству от матери, я хотела передать его кому-нибудь из семьи Л. Но, прочитав, я поняла, почему даже моя щепетильная мать не сделала этого! — Старуха замолчала. — И вот теперь… это несчастье с Мадлен! Она была последней! Теперь я совсем одна! После своего бегства в Париж (а это было именно бегство!) Мадлен не писала мне. Я даже не знала, что она жила в вашей семье. А узнав, решила, что это истинный перст судьбы! И когда поехала на похороны, захватила с собой… — Она протянула Полю старинный альбом с застежками.
— Благодарю вас! — Поль осторожно взял альбом. — Мы совершенно подавлены происшедшим… Мы бы хотели…
— Ничего не нужно! — Старая женщина чуть повела рукой. — Моей Мадлен всегда казалось, что жизнь ее скучна и неинтересна. Она очертя голову бежала от этой жизни. И вот… Я сейчас уезжаю! Не ищите меня!..
Она резко повернулась и пошла к двери…
Теперь Марин боялась углубляться в лес. Бродя по лужайке перед домом, она часто вспоминала свою собаку, славного пса Мука, чудесное существо, веселое и верное. Мук! Когда она приезжала сюда летом из Парижа, он узнавал ее! Значит, не забывал за все то время, что она жила в городе!.. Почему-то иногда ей теперь кажется, что прошлое больше не вернется! Не будет больше ни Парижа, ни школы, ни этих летних поездок… Она не знает, как все кончится сейчас, но обыкновенный отъезд кажется ей каким-то ирреальным. Она мечтает о таком отъезде домой, как о чем-то несбыточном…
Вот уложены чемоданы. Отец за рулем. Они едут на станцию. Подходит поезд… Поезд трогается… Мимо окна потянулись зеленые поля… И почему все это кажется ей таким невероятным?..
Это исчезновение Мука!.. Как он тогда рванулся от нее!..
Анна поймала себя на том, что не чувствует любопытства. Она не испытывала желания прочесть дневник, полученный от тетки Мадлен. Поль же, напротив, казался очень заинтересованным. Снова присев у столика, он начал было листать плотные страницы.
— Поль, мне кажется, это лучше сделать дома. Сядешь спокойно и прочтешь.
Он поднял глаза на жену.
— Да. Пожалуй, ты права. Но я хочу это прочесть как можно скорее. Это поможет нам что-то прояснить!
Анна сдержалась и не возразила мужу.
«Прояснить! — с горечью подумала она про себя, не решаясь говорить вслух. — Боюсь, нам уже ничего не поможет! Мы в западне! Мы все больше и больше запутываемся. И новые звенья, возникающие внезапно, ведут нас не к просветлению, но все дальше в темноту!»
Анна застала отца на веранде. Как это часто бывало, он углубился в газету.
— Что-то интересное, папа? — машинально спросила она.
В самое последнее время ей стало казаться, что ее отец равнодушен к происшедшим трагическим событиям… Ему как будто все равно, он не мучается сомнениями, догадками. Именно это вызывало у дочери легкое раздражение. Впрочем, Анна вполне отдавала себе отчет в своих чувствах.
Отец поднял голову и посмотрел на дочь. Потеребил седую бородку.
— Все то же! Австрия! Испания! Думаю, что идет к мировой войне.
— Поль считает, что это невозможно. При нынешнем развитии техники! Человечество просто уничтожит себя само!
— Что ж, и Поль по-своему прав.
— Папа! Я давно хочу спросить тебя. Что ты можешь посоветовать нам?
— Надо пытаться сохранить спокойствие. Все эти метания, отчаяние — все это ничего не даст нам. Надо попробовать уехать отсюда.
— Попробовать! И ты говоришь: попробовать! Я уже слышала это «попробуйте уехать!» И теперь ты!..
— Уже слышала? От кого?
— Мы с Полем встречались с теткой Мадлен. Та девушка, приятельница Катрин… — Анна почувствовала, что краснеет. Ей не хотелось говорить отцу о дневнике. Возможно, им вовсе не следовало брать этот дневник…
— И она, эта женщина, сказала вам, тебе и Полю: попробуйте уехать!
— Да, она это сказала. И вот теперь и ты говоришь!
— Это интуиция! Интуиция старых людей! — произнес чуть хрипловатый девчоночий голос.
— Ты, Марин! — Анна обернулась. — Я и не заметила, как ты подошла.
Девочка стояла на деревянной ступеньке. Анна поразилась. Волосы дочери были распущены, она надела длинное платье, то самое, серебристое, цвета луны. Платье было слишком длинно, подол волочился по земле. Анна заметила, что девочка босиком.