В садах чудес
Шрифт:
— Ты давай полегче! — добродушно заметил один из наших слуг постарше, обращаясь к трактирной прислуге. — Не видишь разве, молодой господин еще дитя!
Служанка заливисто расхохоталась.
— Такое же дитя, как его старший брат! — звонко произнесла она.
Слуги посмотрели на женщину выжидательно, им хотелось услышать более или менее правдоподобный рассказ о любовной связи моего брата Грегорио.
— Да уж! — служанка присела на край скамьи. — Сыновья у мессира лекаря,
— Особенно старший! — фыркнул наш молодой слуга.
— Видели бы вы, как он приезжал сюда каждый божий день! Коня загонял!
— Будто и загонял! — пожилой слуга напустил на себя равнодушный вид.
— Загонял, загонял! А было бы из-за кого!
— Из-за кого же? — не выдержал молодой слуга. — Ты уж расскажи, не томи!
— Не томи, давай! — поддержали еще двое слуг. Один из них подскочил к женщине, наклонился и обнял ее. Она притворно взвизгнула. Они оба принялись в шутку бороться.
— Бросьте вы эту чертову возню! — приструнил их старый слуга.
Наконец служанка трактирщика смогла начать свой рассказ. Она была раскрасневшаяся, запыхалась, будто бежала.
— Кларинда эта, ну, которая приглянулась старшему лекарскому сыну, — девка, видать по всему, себе на уме! Слухами земля полнится, вот и о ней кое-что рассказывали! Говорили, будто приплыла она в город на чужеземном корабле и была вроде как невольницей у какого-то греческого купца!
— Так уж и невольницей? — недоверчиво спросил наш старый слуга.
— Невольницей, невольницей! — служанка сама уверилась в своих словах. — Грек ее в кости проиграл в портовом кабаке!
— Вовсе нет! — неожиданно вмешался молодой слуга.
— Ты-то откуда знаешь? — женщина обиделась.
— Да просто я был в том кабаке!
— Вот тебе и раз! — встрепенулись остальные.
— И, не таясь, скажу, — продолжил молодой слуга. — Если речь идет о той самой девке, завидую я старшему сыну нашего хозяина, и еще как завидую!
— С чего бы это? — недоверчиво спросила женщина.
— А вот с чего! День у меня был свободный, хозяин отпустил, ну я и засел в кабаке! Где-то ближе к полуночи приходит этот грек, с ним женщина, вся закутанная в темное длинное покрывало, а все равно видать, что молодая и красивая! Света в кабаке немного, она присела на пол в углу, поджала ноги под себя, и тихо-тихо так сидит. Грек спросил вина. Должно быть, камень какой-то лежал у него на сердце, потому что выпил он много. Тут горбатый Анджело и его компания приманили беднягу играть в кости. А уж кто садится с горбатым Анджело, непременно проиграет! Ну, грек и проигрался. Вдруг встает, пошатываясь, и говорит по-нашему:
— Я, — говорит, — предлагаю вам такое дело: если я сейчас выиграю, то все свои деньги верну, а если проиграю, то можешь провести вон с ней ночь, — обращается он к нашему горбуну. — А цену пусть она сама назначит!
— Нет уж, ночь пусть будет даровая! — скалится горбун.
— Даровая?! — у грека глазищи кровью так и налились. — Да ты хоть посмотри, какая это женщина! Для твоего ли она вонючего… — он выкрикнул площадное название мужского члена. Затем ласково обернулся к своей спутнице. — Покажись, жизнь моя!
И тут раздался ее голос. Никогда не слыхал я таких голосов! Должно быть, у русалок, что рыбаков пением своим манят на острые скалы, вот такие голоса!
— Закариас! — говорит она этим своим голосом. — Ты все помнишь? Все понимаешь?
— Да помню, помню! Понимаю! — отмахивается он. — Не оставаться же мне без гроша!
Тогда она медленно откинула покрывало. И будто небесным светом осветило комнату! Такая красавица!
— Что ж, мечи! — говорит Анджело греку.
Тот кинул — вышло девять.
Анджело кинул — двенадцать!
— Ну, — хихикает горбун. — Пусть твоя красотка назначает мне цену!
Красавица поднялась, подошла к своему греку, а тот сидел, как потерянный. Она же, отстраняясь от него как-то брезгливо, вытянула у него из-за пояса кинжал, положила на стол и говорит:
— Вот моя цена! — тот, кто решится провести со мной эту ночь, утром пусть выплатит тысячу золотых вон ему, — она указала на грека. — А как выплатит, получит удар вот этим кинжалом. От меня! В сердце!
И повернула к нам лицо. А какое лицо! А глазищи!
Все примолкли. Кому охота сдохнуть из-за девки, пусть даже самой раскрасавицы! Да и тысяча золотых — немалые деньги! Не у всякого найдутся! А у грека, гляжу, руки дрогнули, от жадности, должно быть!
А красавица ждет!
И тут наш горбун сгреб со стола проигранные греком деньги, а как раз и было — тысяча золотых — швырнул в мешок, и мешок тот — греку — к ногам! А тишина — слышно, как мешок загремел!
Красавица шагнула к Анджело. Тот даже немного попятился. Но никто не рассмеялся.
Горбун взял красавицу за руку и повел в пристройку во дворе.
Мы решили не расходиться. Очень любопытно было узнать, как закончится ночь! Спросили вина и стали ждать. Долго ждали. Рассвело. Все вино выпили. Наконец появляется Анджело. За ним тихими усталыми шагами движется красавица, снова закутанная в покрывало. Прошла в угол и села тихонько, как прежде сидела. Так жаль мне ее стало, хотелось погладить ее, как ребенка какого, по голове. Все молчали. Анджело глядел, как пьяный, после облизнул губищи длинным языком и смачно так пробурчал: