В садах чудес
Шрифт:
Мой похититель повел меня к капитану. Они о чем-то поговорили, затем капитан дал ему золотую монету, которую смуглолицый тотчас же попробовал на зуб.
Капитан нагнулся ко мне. Взгляд у него был какой-то странно-пристальный. Но что-то подсказывало мне, что бояться не надо.
— Не тревожься, маленькая красавица! Плохо тебе не будет! — произнес он.
Речь была певучая, с гортанными переливами.
Я не помнила, называли ли меня прежде красавицей. Может быть, и называли, шутливым тоном, как говорят о хорошеньком ребенке. Но впервые человек всерьез сказал обо мне — «красавица»! Это не то чтобы обрадовало, не то чтобы
Капитан взял меня за руку, повел вниз по узкой лесенке. Я легко переступала маленькими ногами, отъединенная от людей этим гортанно-певучим «красавица».
Мы вошли в комнату, красиво и пестро убранную. На стенах висели ковры, на полу лежали подушки, на маленьком резном столике в глубоком глиняном блюде лежали какие-то яркие плоды, круглые, покрытые пушком, румяно-золотистые. Мне очень захотелось попробовать такой плод. От блюда приятно пахло.
Но тут же я испугалась и, не выпуская руки моего капитана, прижалась к его ногам.
Я увидела толстую черную женщину. Одета она была в пестрое широкое платье, яркое, под стать всему остальному убранству, а на голову накрутила пышно большой кусок красной ткани. Круглое лицо ее лоснилось. Она улыбалась, глядя на меня, ее зубы и белки черных глаз были очень-очень белыми!
Круглой черной рукой она взяла с блюда персик и, держа румяный душистый плод на раскрытой ладони, указала пальцем другой руки на меня, затем на персик, и прищелкнула языком.
Капитан громко засмеялся. Я поняла, что эта черная женщина сравнивает меня с красивым плодом. Неужели я такая красивая? И вдруг мне показалось, что я, которая думает, видит, говорит, — это настоящая я; а мое лицо, глаза, волосы, — то, что эти люди считают красивым, — это как платье, это вроде одежды, в которую одета настоящая я.
Черная женщина очистила персик и протянула мне. Плод оказался необычайно вкусным.
— Это Айша, — капитан небрежно махнул рукой в сторону черной женщины. — Она будет прислуживать тебе, маленькая красавица! Ты с этого дня зовешься Седеф — «перламутр», потому что сама природа наделила тебя твердостью и чистотой!
Он даже не спросил, как мое настоящее имя. Впрочем, должно быть, я и не сказала бы ему.
Произнеся это, Кларинда покраснела. Эта легкая краска, внезапно выступившая на нежных щеках, придавала ее совершенному лицу особенное очарование.
Кларинда едва приметно вздохнула и продолжила свой рассказ.
— Меня поразило то, что оба моих имени, в сущности, означали одно и то же, ведь «Кларинда» — это «светлая»!
Негритянка Айша заботилась обо мне. Можно сказать, что впервые после смерти матери я попала в заботливые и добрые женские руки. До этого мачеха иной раз играла со мной, как с куклой, да торопливые служанки обихаживали наспех.
С Айшой было совсем иначе. Она полюбила меня. Я тоже привязалась к ней. Я почувствовала себя защищенной и любимой, и в моем характере начали проявляться детские черты, которых прежде я за собой не замечала. Я шалила, убегала на палубу, пряталась от моей черной няньки, бегала с ней наперегонки. Негритянка оказалась проворной и всегда ухитрялась догнать и поймать меня. Мы обе громко смеялись. Вскоре я уже понимала все, что говорили вокруг, и сама выучилась говорить. Я узнала, что моего похитителя зовут Хасаном. Сама не знаю, почему мне запомнилось его имя, ведь после мне не доводилось встречаться с ним. Имя капитана было Омар.
По вечерам господин Омар иногда спускался в нашу с Айшой каюту. Он садился на подушку, делался задумчив, затем брал длинную флейту и начинал играть. Играл он все печальные мелодии. Негритянка сидела напротив него, держа меня на своих толстых, обтянутых пестрой тканью платья коленях, и одной рукой прижимая к груди. Другой рукой она смахивала слезы. Слезинки у нее были такие же круглые, как ее лицо. За время путешествия с моим стариком я кое-что видела и узнала. Объятия, поспешные поцелуи, небрежно поднятые подолы юбок; мужчина и женщина, припавшие к стене и трясущиеся, как двухголовое чудовище. Все это казалось мне гадким. Я твердо решила, что со мной никогда не случится ничего такого. Мне почему-то очень не хотелось, чтобы это проделывали Айша и капитан. Однажды я спросила мою няньку напрямик:
— Почему господин Омар никогда не целует тебя?
Заливисто расхохотавшись добродушным смехом, она легонько шлепнула меня.
— Ах ты, круглая заднюшка! Знала бы ты, на чьем корабле ты плывешь! Дом у господина Омара — настоящий дворец! У господина Омара — четыре жены, одна красивее другой, и у каждой — свои покои! Что ему бедная негритянка!
— А тогда зачем ты с ним плывешь?
— Разве не видишь? Я готовлю ему кушанье и стираю белье. Да я ведь уже стара, девочка милая, прошла моя молодость!
Слова негритянки о красивых женах господина Омара дали моим мыслям новое направление. Мне очень захотелось задать моей няньке один вопрос, но я стеснялась. Затем все же почувствовала, что она существо низшее и потому не надо ее стесняться.
— Айша! — решилась я. — А я тоже буду женой господина Омара, когда мы приплывем?
Она засмеялась.
— А ты хочешь?
— Не знаю, — я потупилась. — Только ты никому не говори, а то я убью тебя! — странно, как это у меня вырвалось.
И негритянка перестала смеяться и почтительно ответила:
— Никому не скажу, маленькая госпожа, никому!
Мне нравилось видеть капитана, но видеть его подолгу я не хотела. Каждый раз, когда я его видела, мне делалось как-то мучительно, как будто я переставала быть свободной. Мне еще и восьми лет не минуло, а любовь мужчины и женщины я мыслила как нечто грязное и тягостное. Я еще не знала, что любовь может доставлять радость.
Мы плыли в открытом морс. Солнце светило ярко и мягко грело. Голубые волны качали корабль, голубое светлое небо поднялось высоко и было веселым. Айша говорила, что это я даю всем хорошую погоду и счастливое плавание. Мне такие речи были приятны.
Глава 14
Романо, молодой начальник стражи, прервал свой рассказ.
— Когда прекрасная Кларинда повествовала своим милым голосом о морском путешествии, я еще не ведал, что и мне вскоре придется отправиться в открытое море при обстоятельствах довольно неприятных, и плавание мое будет странным образом напоминать плавание Кларинды!
— Эта история все больше занимает меня! — заметил Жигмонт. — И судьба красавицы, такой необычной, меня даже тревожит! Но как занятно: мы сидим на ступеньке лестницы, ведущей в башенную тюрьму! Ведь ты, мой добрый Романо (позволь мне так называть тебя!), должен отвести меня в тюрьму! Так веди же! Надеюсь, в камере найдется охапка соломы! И ты продолжишь свой занимательный рассказ в покое и уюте!