В семье
Шрифт:
Теперь надо было выбрать место, где сварить яйца; близко к шалашу разводить огонь было опасно: даже легкий дымок мог показаться подозрительным кому-нибудь из прохожих. Спокойней было сделать это в большой яме, на опушке леса, где обыкновенно останавливаются все проезжающие. Недолго думая, Перрина набросала целую охапку сухого хвороста, подожгла его спичкой, и меньше чем через полчаса уже могла положить яйцо в горячую золу. Продержав его там ровно столько, сколько следовало, чтобы не переварить, Перрина тут же принялась за ужин. Ах, с каким наслаждением обмакивала она кусочки хлеба в жидкую, тепловатую массу! Как вкусно это было
Человек почти никогда не бывает доволен настоящим и всегда мечтает о чем-то лучшем. То же самое случилось и с Перриной. Еще накануне весь ужин ее состоял из одного сухого хлеба, и прибавление к нему яйца, казалось, должно было бы удовлетворить ее неприхотливый желудок, а между тем вышло наоборот. Еще яйцо не было доедено, как она уже стала думать о том, как бы можно было иначе приготовить яйца, которые отныне она будет доставать из гнезда? Яйцо всмятку, конечно, вкусно, но в горячем супе оно было бы еще вкуснее. Но ведь для того, чтобы приготовить суп, нужно иметь какую-нибудь посуду — кастрюлю или глиняный горшок, — а где она возьмет ее? Если у нее хватило уменья сделать себе туфли и сшить рубашку, то это вовсе не значит, что у нее хватит уменья смастерить себе и глиняный горшок. А без него супа не сварить. Приходилось ждать до тех пор, пока не накопится достаточно денег на покупку горшка или кастрюли, да кстати и ложки, потому что сделать ложку, хотя бы даже деревянную, она не сумеет, — ну, а есть без ложки не особенно-то удобно.
Но однажды утром, идя на работу, у двери одного из крайних домов, откуда только накануне съехали квартиранты, Перрина увидела ворох соломы и всякого сора; тут же валялись и консервные банки всевозможной величины и формы.
Она машинально остановилась, и вдруг в голове ее мелькнула мысль: «Вот прекрасный случай запастись всевозможной утварью! Из этого можно сделать и кастрюли, и блюда, и ложки, и вилки!» Одним прыжком перескочила она через дорогу, наскоро выбрала четыре жестянки побольше и бегом пустилась дальше. В одном из переулков, в густой траве около забора спрятала она свою находку, чтобы, возвращаясь вечером домой, захватить ее, если только к тому времени ее не украдут.
К счастью Перрины, никому из проходивших мимо ее драгоценностей не пришло в голову их унести, и когда девочка вечером подошла к забору, все жестянки оказались на том же самом месте, где она их оставила.
Так как ни разводить огня, ни шуметь на островке было нельзя, то Перрина отправилась все к той же яме, надеясь найти там несколько камней, которыми она могла бы заменить молотки, наковальню и ножницы.
Почти три дня стучала и выбивала Перрина жесть в своей яме и, наконец, сделала ложку, хотя не всякий бы сразу угадал, что это такое. Но ведь делала она ее для себя, для того, чтобы есть этой ложкой суп, который теперь она могла сварить в одной из жестянок.
Оставалось добыть еще масла и щавеля; масло она купит в лавке, а щавель всегда можно нарвать самой на лугу, где растет еще и дикая морковь, и дикий лук, и другие овощи.
Теперь Перрина могла разнообразить свое меню. Никто не мешал ей присоединить к яйцам и зелени еще и рыбу из пруда: добыть ее будет совсем не трудно, если она обзаведется удочкой. На одно су купила она в деревенской лавке крючки, а из оставшихся после шитья туфель ниток и подобранных около кузницы конских волос сплела и лесу. Удочка была не бог весть какая, но на червяков все-таки шла рыба. Не особенно крупная, — та брезговала такой приманкой и просто обходила ее, — а более мелкая рыбешка не прочь была, по-видимому, полакомиться червяком и попадала на ужин Перрине.
Глава XXII
Занятая своими хозяйственными делами, отнимавшими у нее все вечера, Перрина целую неделю не ходила к Розали; впрочем, через одну из работниц, жившую у тетушки Франсуазы, она получала о ней известия и знала, что ее подруга поправляется. Наконец, как-то вечером она решила сначала посетить Розали и уже потом идти домой, тем более что в этот день ей не надо было заниматься стряпней: на обед оставалась холодная рыба, пойманная и сваренная еще накануне.
Внучка Франсуазы была одна во дворе и сидела под яблоней; увидев Перрину, она подошла к живой изгороди с полусердитым, полудовольным видом.
— Я уже думала, что вы больше ко мне не придете.
— Я была очень занята все это время.
— Чем же?
Перрина, смеясь, рассказала ей, как смастерила себе туфли и рубашку.
— Разве вы не могли достать ножниц у кого-нибудь из живущих в вашем доме?
— В моем доме не у кого попросить ножниц.
— У всех есть ножницы.
Подумав немного, Перрина решила посвятить Розали в свою тайну, так как боялась, что дальнейшее умалчивание может обидеть девушку, а она очень полюбила Розали и вовсе не хотела быть с ней в ссоре.
— В моем доме, кроме меня, никто не живет, — улыбаясь, проговорила она.
— Не может быть!
— Уверяю вас. Вот почему мне пришлось самой сделать кастрюлю, чтобы варить суп, и ложку, чтобы его есть. И знаете, что я вам скажу? Сделать ложку оказалось гораздо труднее, чем смастерить туфли.
— Вы смеетесь!
— Да нет же, с чего вы взяли?
И Перрина откровенно, веселым голосом рассказала ей про свою жизнь в шалаше, про поиски яиц в гнездах диких птиц, рассказала о том, как сделала себе кухонную посуду, как ловит рыбу в пруде и готовит сама себе обед в большой яме на опушке леса.
Розали поминутно восхищенно вскрикивала, словно слушала чрезвычайно интересную историю.
— Как вам должно быть весело! — воскликнула она, когда Перрина поведала ей, как она варила себе свой первый суп из щавеля.
— Когда все удается — да; но когда дело не идет на лад — ужасно! Я три дня работала над своей ложкой и никак не могла придать ей нужную форму; я испортила два куска жести, и у меня оставался всего только один кусок. У меня и теперь еще болят пальцы от ударов камнем.
— А ваш суп?
— О, он был такой вкусный!
— Верю.
— Но, разумеется, только для меня, потому что я давно уже не ела ничего горячего.
— Я ем суп каждый день, но это совсем не то; как странно, что в лугах можно найти щавель и морковь.