В середине дождя
Шрифт:
Я молчал, не зная, что сказать. Зачем она мне все это рассказывает сейчас?
— Когда уехала учиться в Питер, он приезжал ко мне. Сам никуда не поступил, разгильдяем был. Я так радовалась его приездам. Каждый раз готовилась. Делала его любимые блюда, продумывала, куда можем пойти погулять. Наряжалась. Была счастлива. Хотя догадывалась, что люблю его больше, чем он меня. Но до конца в это не верила.
С дерева сорвался лист и упал к нашим ногам. Прохожих было по-прежнему мало.
— Зимой, после сессии, приехала домой, в Архангельск. Тогда все и узнала. Я знала, что Саша не
Мы дошли до конца бульвара и остановились.
— А теперь куда? — спросила Аня.
Я молча показал рукой. Мы свернули на улицу Покровка.
— Мы расстались, а ему было все равно. Конечно, переживала. Равнодушие очень ранит…
Она замолчала. На Покровке было оживленно. Автомобили скользили по лужам, как скутеры. Впереди виднелось Садовое кольцо.
— Ладно, хватит о грустном. Ко мне на прошлой неделе бывший одноклассник приезжал. Лешка. Я тебе про него рассказывала? — спросила она.
Я покачал головой.
— Супер-парень. Мы с шестого класса дружим. После школы он в Архангельске остался, учится в местном институте. С ним тоже давно не виделась.
Аня улыбнулась, будто что-то вспоминая.
— Представляешь, он в Питере никогда раньше не был. Уж я ему устроила экскурсию! За два дня весь центр обошли. Он сначала хотел в Эрмитаж пойти, но я сказала, что нечего время в музеях терять. Лешка кроме Эрмитажа ничего про Питер не знает.
— Он останавливался у тебя? — спросил я.
— Да. Машка, соседка, как раз уехала на две недели.
Аня добавила что-то еще, но я не расслышал. Я думал про этого Лешу.
— В школе он сидел позади меня. Давал списывать физику, а я ему — диктанты по русскому языку. Такой вот натуральный обмен.
— Ты с ним встречалась?
— Нет. Даже не знаю, почему. Хотя в каком-то смысле он был мне ближе Саши. Но мы как-то не задумывались об этом. По-другому друг друга не воспринимали. Помнится, мы однажды голышом с ним в озере купались. Это я-то, стесняющаяся даже зеркала. Но ничего между нами не было.
Я выставил из-под зонта ладонь. Дождь кончился. Я сложил зонт, Аня убрала руку. В одной руке я держал зонт, другую руку засунул в карман. Мы переходили дорогу, а я продолжал держать руку в кармане.
С чего я взял, что у нас с Аней какие-то особые отношения? Я почувствовал капельку горечи. Что-то вроде разочарования. Или пустоты. Пу-сто-ты.
Я знал по себе, что прошлое имеет магическую силу. Аня с ее прошлым, собственным прошлым, вновь стала для меня далекой и чужой. Я не хотел ни в чем ее подозревать, но мысль о том, что этот друг Леша был с ней ночью в одной комнате, не давала мне покоя. Занозой застряла в голове.
Когда мы вновь переходили через улицу, я опять не взял Аню за руку. Я вообще к ней теперь не прикасался. И даже больше — когда она ненароком сближалась, я чуть отстранялся. Я был ужасно расстроен. Мне было ужасно обидно. Кажется, она это
— Что-то случилось? — тихо спросила она.
Я не ответил.
— А куда мы идем? — спросила Аня.
— Зайдем в торговый центр, — сухо сказал я. — Там можно перекусить.
— Хорошо. Я как раз проголодалась.
Она ждала, что я отвечу, но я молчал. Я понимал, что нужно все прояснить. Но мне и прояснять не хотелось. Было неприятно. И тоскливо.
Садовое кольцо шумело автомобильным гулом. Дождя не было, но тучи, словно бестактные гости, не спешили расходиться. Я и Аня молча шли по направлению к торговому центру, высившемуся вблизи Курского вокзала.
Мы поднялись по эскалатору на третий этаж и пошли вдоль блестящих витрин, сверкающих одеждой, ювелирными украшениями и юными продавщицами-консультантами. Каждый второй здесь улыбался, каждый третий — демонстрировал себя. Маленькая ярмарка тщеславия.
Зайдя на фуд-корт, мы выбрали столик у окна, за которым простирался Земляной Вал. Я оставил Аню и направился к одному из кафе. Стоя в очереди, я смотрел на окружающих людей, и пустота в моей душе все расползалась и расползалась, как пятно на скатерти. Я вдруг в очередной раз осознал, что обречен на одиночество. Именно здесь, среди пестрых витрин и пестрых людей, это одиночество чувствовалось острей всего. Я был с Аней, но я был один. Вокруг было шумно, а внутри меня царила глухая тишина.
Я взял себе пиццу и пиво, а Ане — блины и чай. Сев, я сразу же сделал большой глоток пива, словно надеясь заполнить свое нутро хоть чем-то. Аня пододвинула к себе тарелку с блинами. Я пил пиво, глядя в окно. Мы молчали. Наверное, молчание было тягостным, но мне было все равно. Я не хотел говорить только затем, чтобы поддерживать разговор.
Я осушил бокал и взялся за пиццу. Отрезал кусок и отправил себе в рот. За окном, как в старом мультфильме, проезжали маленькие автомобили из одного конца улицы в другой. Большой непрерывный поток.
— Тебе нравится здесь? — спросил я.
Аня положила вилку.
— Если честно, нет. Все-таки шумно. И людей много. Ты же знаешь, я люблю тишину.
— А я иногда сюда захожу. Здесь, в этом шуме, легче скрыться.
— От кого?
— От себя.
Сухая пицца лежала на тарелке. За окном поток автомобилей превращался в длинный разноцветный серпантин. Я ждал все это время встречи с Аней и не думал, что все вот так вот закончится.
— Моей первой девушке такие места тоже нравились, — сказал я. — Но по другой причине. Она любила покупать шмотки и косметику. Мы могли здесь застрять на два часа.
О своих прошлых отношениях я не любил распространяться. Но раз может она, значит, могу и я.
— Потом мы стали делать так: она идет по отделам, а я остаюсь здесь. Я сидел здесь по полтора часа. Но меня это устраивало. Пил пиво и смотрел в окно. Как сейчас. И никто мне не был нужен.
Разноцветный серпантин за окном покачивался, словно морская волна. Я посмотрел в свой бокал. Хотелось выпить еще.
— Со своей второй девушкой я расстался здесь же. Когда ей все сказал, и она ушла, я взял пиво и сидел у окна до самого вечера.