В скрещенье лучей. Очерки французской поэзии XIX–XX веков
Шрифт:
Он пренебрег карьерой и порвал с семьей, чтобы на свой страх и риск пуститься вплавь по житейскому морю. Конторская писанина, за которую он взялся в одном торговом предприятии, давала ему скудный заработок, но нисколько его не занимала. Зато он время от времени сотрудничал в социалистических и авангардистских журнальчиках, а в 1919 г. был в рядах забастовавших служащих, когда они вы шли на улицы, требуя повысить жалованье. На дне после военного Парижа Деснос свел дружбу с отчаянными головорезами, у которых презрение к мещанской респектабельности доходило до оправдания кражи и разбоя, – они рисовались его воображению чем-то вроде Вийонов или Робин Гудов XX века. А вскоре случай столкнул его и с сюрреалистами, грозившими кощунственно разграбить кладовые ненавистного им добропорядочного здравого смысла с той же дерзостью, с какой вчерашние дружки Десноса по банде удалых анархистов-взломщиков вскрывали банковские сейфы.
Среди единомышленников Бретона Деснос быстро
В ранних книгах Десноса – «Траур для траура» (1924), «Свобода или любовь!» (1927; книга «удостоилась» такого же судебного преследования, как некогда «Цветы Зла» Бодлера и «Госпожа Бовари» Флобера) – ниспровержение мещанского ханжества и расчетливо-убогой трезвости перерастает в яростный «разгром интеллекта». Страницы этой нарочито растрепанной лирической прозы густо заселены причудливы ми миражами – жестокими и сладострастными, святотатственными, радужными, кошмарными, сулящими блаженство. Для визионера, находящегося во власти своих наваждений, бесплотные детища, рожденные его необузданным сновидчеством, гораздо более притягательны и достойны пера, чем явь каждодневного прозябания. Мановением волшебной палочки вымысла Деснос пробовал перечеркнуть серость будней, вернуть жизни остроту опасного приключения, подвига в краю пугающих и чарующих грез.
Столь же отчаянные вылазки затевал Деснос и в страну слов. Он обладал поразительной способностью к языкотворчеству и охотно употреблял ее на то, чтобы выворачивать наизнанку заезженные прописи, придумывать головоломные словесные ребусы, в кратких афоризмах играть на клавиа туре сходных корней и окончаний. Особенно ходким сырьем в лаборатории этой лингвистической «алхимии» были раз ного рода фразеологические обороты, поговорки, речевые штампы: легкий сдвиг, замена или перестановка в привычном языковом ряду давали подчас драгоценные находки, целые россыпи которых впоследствии будут встречаться в стихах Десноса. Пока же не менее обильны и отходы – словарные диковины, забавно придуманные и ловко изготовленные, но зашифрованные до того хитроумно, что в них не улавливается ничего, кроме виртуозных звуковых фоку сов.
Речевые экзерсисы, часто завершавшиеся отделением оболочки слова от его смысловой плоти, еще больше – по пытки преодолеть враждебную косность сущего с помощью сновидческих озарений не могли не усугубить у Десноса щемящего чувства своего разлада с жизнью, выломленности из нее: победы пьянящей мечты оказывались невсамделишными. Возникал обычный в таких случаях порочный круг, пройденный однажды и Элюаром: бунт, порожденный разочарованием, ополчался против всех и вся, но это лишало его опоры и удваивало исходное разочарование. Лирика Десноса тех лет, собранная им в 1930 г. в книге «Душой и телом», пронизана смятением мечтателя, который терпит крах, едва ступает, после воспарений в звездные дали фантазии, на землю. Здесь его тотчас же засасывает трясина, он бессильно барахта ется, окружаемый со всех сторон мерзкими чудищами. Он цепенеет в ужасе перед ликами смерти, распада, зла и в конце концов, завороженный всеми этими жуткими призраками, сдается. Судорожные рыдания и тихие жалобы слышат ся в песнях застигнутого катастрофой страдальца. Крылатые грезы дарят ему минутное забвение, но чем слаще золотые сны, тем мучительнее пробуждение. Через много лет Деснос сам сурово скажет об опасностях, подстерегавших его в те далекие дни, когда он возлагал все надежды на галлюцинации – эти заклинания счастья, которое не дается в руки:
По улицам кружить с отсутствующим взглядом,Дрожать средь бела дня от страха и тоски,Предчувствовать беду, зажатым быть в тискиТеней невидимых и чуять гибель рядом, –Вот что грозит тому, кто на своем путиЗапутался в мечтах, средь призраков блуждает,Кто в царстве призрачном, где все плывет и тает,Опору твердую пытается найти.…………………………………………………Отрыжка памяти, светил потухших тень,Источник высохший, слова с печатью тлена,Вы – смутные следы, вы – только прах и пена…86
Здесь и далее стихи Десноса даются в переводах М. Кудинова по кн.: Деснос Р. Стихи. М., 1970.
В любовных признаниях раннего Десноса, вошедших в его циклы «К загадочной» (1926) и «Потемки» (1927), этот разрыв между блаженством, которое химерично, доступ но лишь во сне, и на ощупь осязаемым, но неизбывным отлучением от радости сказался особенно болезненно. Возлюбленная, прославляемая Десносом, украшена всеми прелестями, наделена всеми совершенствами, но она – увы – бес плотна и неприступна. В ее поклоннике есть что-то от средневекового трубадура, который, слагая песнопения в честь прекрасной хозяйки замка, не решался, однако, к ней приблизиться, тем паче прикоснуться:
Из нежных и твердых деревьев, из сердцевиныдуба, из белой коры березы сколькоможно было бы сделать небес, океанови туфель для маленьких ног Изабеллытуманной.Из сердцевины дуба, из белой корыберезы.Из неба сколько можно было бы сделатьтеней на стене, сколько взглядов украдкойи одеяний для стройного тела Изабеллытуманной.Из сердцевины дуба, из белой корыберезы, из неба.Из океанов сколько можно было бысделать огней, сколько отблесковна обелисках дворцов, сколько красочныхрадуг над головой Изабеллы туманной.Из сердцевины дуба, из белой корыберезы, из неба, из океанов.Из туфель сколько можно было бы сделатьмерцающих звезд, и дорог через ночь,и следов на песке, сколько лестниц,чтобы на них повстречаться с Изабеллойтуманной.Из сердцевины дуба, из белой коры березы,из неба, из океанов, из туфель.Но Изабелла туманная – вы понимаете? –только мечта, что мелькает за яркойлиствою на дереве смертии страсти.Мистическое поклонение издали для менестреля XX века столько же счастье, сколько и беда, проклятие. Десносу ведома изнанка безответного томления – часы горячечного бреда, когда, снедаемый лихорадкой желаний, он тщетно ловил руками пустоту рядом с собой. Любовь оборачивается напастью, насмешкой судьбы, дьявольской издевкой. Она манит, точно мерцание звезды в разрывах туч, но пошедший на этот притягательный проблеск низвергается в ад неразделенной страсти, все пытки которой выпали на долю бес сонного пленника «ночи ночей без любви»:
Ночь крови, ночь огня, ночь стонов без ответа,Ночь бойни и резни, мечты убитой ночь,Ночь лестниц спутанных, ночь тех, кому помочьНельзя уже ничем, ночь бездны и паденья,Цепей гремящих ночь в подвалах преступленья,Ночь голых призраков, что улеглись в кровать,Ночь пробуждения, когда нет силы спать.………………………………………………………О ночь, наполненная гулом и тоскою!Ночь, отразившая пожары в зеркалах,Ночь нищего слепца с котомкою в руках,Ночь без любви, о ночь позора и проклятья,Ночь полицейского свистка в глуши дворов,Ночь, заставляющая съеживаться платья,Ночь, плотно запертая на глухой засов,Ночь умирающих, ночь тихих голосов,Ночь одиночества и мыслей о расплате.