В союзе с Аристотелем
Шрифт:
Юрка сердито покосился на отца и ничего не ответил, думая, что бы еще такое ввернуть насчет именин.
— Валерка, наверное, не придет нынче на день рождения— не выхворается, — наконец проговорил он.
— Не будете лезть где попало. Холодина, снег, а им на гэсу надо. Ишь ведь какие герои!.. Нагероились! Один чуть не нырнул, а второй при смерти, — неожиданно разгневалась Василиса Андреевна.
— Ну уж и при смерти! Просто ангина. И то уже скоро пройдет!
— Пройдет! Хорошо, что ты на электричестве
Аркадий прыснул. Василиса Андреевна стукнула его полотенцем по спине:
— И ты тоже, анжинер, куда повел ребятенок! И учительница!.. Всех бы вас надо…
— Зря ударила. Валерка мог с таким же успехом простыть и дома. Кстати, он каждый ноябрь болеет ангиной. И в воду никто не собирался нырять. Просто один мальчишка соскользнул с камня, когда мы шли по берегу, и искупался по пояс. Так что возьми свой удар обратно.
Юрка допил чай и поднялся из-за стола. Именины явно проваливались. Подарки улыбались откуда-то издалека, с прилавков магазина.
Все это мальчишка припомнил сейчас и отметил, что никаких изменений за день не произошло. Он забыт начисто. Хотя подсознательно чувствовал, что не может этого быть, чтобы его позабыли. Ведь девять лет не забывали, с какой стати па десятый забудут. Он присматривался ко всем кулькам и сверткам, которые приносили мать с отцом, желая видеть в них что-то угловатое, тяжелое, предназначенное ему. Почему угловатое и тяжелое, Юрка не знал, но именно так представлял подарок. Кульки и свертки раскрывались. Сахар, макароны, гречка. Красный кусок замороженного мяса. Тоже угловатый и тяжелый…
У Аркадия сегодня стипендия. Не было случая, чтобы треть от всех денег он не расходовал на пути из института домой, и не было случая, чтобы Василиса Андреевна после этого не ворчала, жалея рубли, «пущенные на ветер», в то время когда «сам без штанов».
«Если Аркадий сегодня ничего не купит, то крышка», — подумал Юрка, включая и выключая настольную лампу.
— Любуйся, отец, — сын опять книжки тащит в обеих руках, — услышал мальчишка Василису Андреевну и выскочил из комнаты.
Аркадий долго в сенях вышаркивал ноги, потом вошел и, смущенно улыбнувшись, спросил:
— Можно?
— А куда вторую-то стопу дел? — осведомилась Василиса Андреевна.
— Какую — вторую? Вот всё тут. Показалось.
— Ну хорошо, коли показалось, все меньше будет.
— Книги?
— Два учебника, Лесков и три томика Шекспира… Остальное вот — прошу. — Он вытащил пачку троек, еще что-то скомканное, положил на стол, поцеловал Василису Андреевну в щеку, подмигнул Петру Ивановичу и отбыл в свою «келью».
Юрка вьюном следом. Развязал бечевку, раскинул бумагу. Да, одни книги… Юрка не мог сдержаться, не мог больше говорить иносказательно, намеками.
— Значит, мне ничего не купил!
— А собственно, чего тебе надо?
— А собственно ничего… Просто послезавтра день моего рождения.
— Разве? — удивился Аркадий.
— Да.
— Странно. Как быстро летит время!.. Да-да, припоминаю, именно послезавтра. Ах ты, как глупо получилось.
Юрка презрительно усмехнулся и, чувствуя, что слезы где-то уже близко, прямо посмотрел брату в глаза.
— Но ничего, ничего, не горюй. Я тебе сделаю моральный подарок, — шепотом сказал вдруг Аркадий. — Ценнейшая штука!
Мальчишка часто заморгал, отпугивая слезы, и с очень отдаленным доверием спросил:
— Это какой, в коробке?
— В коробке. В черепной.
— Нет, правда?
— Правда, в черепной. Я тебе подарю мысль. Все принесут рубашки, игрушки, носовые платки, а я — мысль. Игрушки порвутся, рубашки износятся, носовые платки ты уработаешь, а мысль — крепкая штука. И, если голова у тебя недырявая, мысль никогда не потеряется… Радуйся, братуха, не каждый день такие подарки преподносят.
Глаза Аркадия улыбались хитро и обнадеживающе. У Юрки затрепетало сердце — он понял, что, кроме мысли, получит еще что-то.
— Знаешь, — пригнувшись к Юркиному уху, проговорил Аркадий, — я нарочно стипендию тройками попросил, чтобы матери больше казалось, чтобы замаскировать расходы.
— Она ведь сосчитает.
— Ну, пока она сосчитает… Как в школе?
— Хорошо. Катька сегодня у доски две задачи подряд сама решила, трудные. И даже никто не подсказывал. Только в одном месте сбилась. Галина Владимировна ей четверку поставила. Я говорил, что она меня в два счета догонит.
— Так убегать надо. Тебя догоняют, а ты хоть бы хны.
— Пусть сперва во всем догонит.
— Кого думаешь приглашать в гости-то?
— Валерку.
— И всё?
— Всё.
— Что же, друзей больше нет?
— Есть, но… никого больше не хочу. Вот… Галину Владимировну бы, но нельзя, по-моему, неудобно, да?
— Конечно, неприлично. А Катю не желаешь?
— Катю?.. Хм. Не знаю. А вдруг тоже неприлично?
— Нет, почему же? Вполне прилично. Валерка, ты, Катя, ну и мы все — будет очень толково.
— Я подумаю.
— Непременно… Как самочувствие Валерки?
— Сейчас к нему пойду.
Юрка оделся и вышел в сени. «Может быть, мамке вовсе и не показалась вторая стопа у Аркаши? — вдруг озарило Юрку. — И потом, чего это он долго ноги тут чистил? Не грязь ведь — снег. Стукнул раз о косяк — и всё…» Юрка хотел было обследовать сени, но раздумал, чтобы не разочаровываться, если ничего не найдет. А так, может, и в самом деле где-нибудь что-нибудь припрятано.