В созвездии трапеции (сборник)
Шрифт:
— Ты только не Ирине Михайловне, — советует ему Холопов. — Она, видно, заодно с ними…
«Что ж делать? — нервничает Юрий. — Вряд ли удастся сейчас к кому-нибудь дозвониться».
Но тут он вспоминает телефон вахтера служебного входа — уж он-то не имеет права никуда отлучиться. Ну да, так и есть, вахтер на месте. Юрий умоляет его срочно разыскать где-нибудь Машу Зарницыну и попросить ее позвонить ему домой по чрезвычайно важному делу.
Пока ищут Машу, Юрий нервно постукивает пальцами по корпусу телефонного аппарата, стараясь не смотреть в сторону Холопова. А он недовольно ворчит:
— Не с Машей нужно об этом, а с Анатолием Георгиевичем или директором цирка…
— Ладно, помалкивай!
Но вот наконец звонок Маши.
— Что случилось, Юра? — испуганно спрашивает она.
— Пока ничего… Нужно только уточнить кое-что. У меня тут Холопов…
— Ах, Холопов! Ну тогда все ясно…
— И это правда, Маша?
Она молчит некоторое время, потом отвечает:
— Правда… Но совсем не опасно. Мы обнаружили это уже давно, и с нами ничего пока не случилось.
— Но ведь вы же срывались несколько раз.
— Да, срывались, но только потому, что сначала это было неожиданно для нас. А теперь мы настороже. Вы не знаете, говорил Холопов еще с кем-нибудь, кроме вас?
— Кажется, лишь со мной пока…
— Ну, тогда постарайтесь, чтобы он не сообщил об этом никому больше.
— Я постараюсь, Маша.
Пока Елецкий разговаривает, Холопов внимательно прислушивается к его словам, стараясь угадать, что отвечает ему Маша.
— Маша удивлялась, наверно, почему я сообщил об этом тебе, а не Анатолию Георгиевичу? — спрашивает он.
Юрий не удостаивает его ответом.
— А тебе разве не интересно, почему я этого не сделал?
Елецкий все еще молчит, хотя ему действительно интересно знать, почему Холопов рассказал это ему, а не главному режиссеру.
— А не сделал я этого потому, — не дождавшись вопроса Елецкого, продолжает Холопов, — что уверен — никто из них не встревожится так за судьбу Маши, как ты. Их она может уговорить, будто это не опасно, как Ирину Михайловну, наверно. Но ведь тебе-то она дороже, чем им. Как же ты можешь спокойно сидеть здесь, да еще не позволяешь мне предотвратить несчастье?
— Не провоцируй меня, Митрофан, и лучше уж помолчи, — бросает на него грозный взгляд Юрий, а сам думает с тревогой: «А что, если и в самом деле произойдет несчастье?..»
— Пока еще не поздно, предприми что-нибудь, Юрий, — теперь уже почти грозит ему Холопов. — Учти, если с ними случится беда, тебе придется за это отвечать.
— Заткнись!
А время все бежит. Пожалуй, кончилось уже первое отделение и скоро начнется второе, в котором выступают Зарницыны. Что же делать, что предпринять? Может быть, запереть тут Холопова и помчаться в цирк, чтобы быть там поближе к Маше?
Юрий уже собирается осуществить свой замысел, как вдруг раздается звонок у двери. Кто бы это мог быть? Неужели тетя ушла из цирка? Никогда еще не случалось с ней такого…
А звонок дребезжит не переставая. Нужно открывать. Юрий торопливо поворачивает ключ и распахивает дверь. Перед ним стоит Антон Мушкин.
— Тут еще Холопов? — выкрикивает он.
— Тут. А ты откуда?
— Из цирка. Маша послала к тебе на помощь.
— Ну вот и хорошо! — радуется Елецкий. — Ты и покараулишь его тут, а я — в цирк! Надо успеть до начала второго отделения.
Антон не уверен, справится ли один с Холоповым, но хорошо понимает, что в такой момент Юрий не может не быть рядом с Машей.
К началу второго отделения Елецкий хотя и успевает, но не видит всего выступления Михаила Богдановича— ему приходится потратить немало времени на розыски Маши. Поговорить с ней ему так и не удалось, однако, — она в это время переодевалась, готовясь к выходу на манеж. Разговаривал он лишь с Алешей, которому сообщил, что им можно не опасаться отмены их номера. А уж Алеша потом сам успокаивал брата и сестру:
— Пока Холопов под охраной Антона, нам не грозят никакие его козни.
— Да разве в состоянии он удержать такого верзилу, как Холопов? — усомнилась Маша, представив себе маленького, щуплого Антона рядом с атлетически сложенным, рослым Митрофаном.
— Справится, — убежденно кивнул головой Алеша. — Холопов ведь трус, а у Антона сердце Д’Артаньяна. Ничего бы я так не хотел, как иметь такого преданного друга! Ведь он для Юры готов на любой подвиг. А почему? Да потому, что Юра человек, достойный такой дружбы, и чертовски досадно, что кое-кто из нас этого не понимает…
— Кто же именно? — удивился Сергей.
— А вот наша сестра, например, — кивнул Алеша на Машу.
— Напрасно ты так думаешь, Алеша, — укоризненно взглянула на него Маша. — Я понимаю это не хуже вас с Серёжей.
А Елецкий в это время с трудом находит место в одном из проходов первого ряда партера.
На манеже все еще Михаил Богданович. Он уже продемонстрировал пантомиму «Алхимик», в которой вызвал к жизни Гомункулуса. Подверг он его и последующей трансформации, превратив в более совершенное и уже явно кибернетическое существо, именуемое в цирковой афише «Кибером».
Михаил Богданович тоже теперь уже не коверный клоун Балага, а мим «Косинус». На нем лабораторный халат, покрытый белой светящейся краской, на лице пластическая маска, тоже светящаяся, и очки в массивной оправе.
Кибер — головастый лысый человек в светло-голубом светящемся комбинезоне, — очень внимательно следит за каждым движением Косинуса, понимающе кивает и записывает что-то в большой блокнот.
Манеж погружен в темноту. Светятся только эти две фигуры, да тоненькие, покрытые люминесцирующей краской ниточки, схематически изображающие какие-то измерительные приборы и электронно-счетную машину. Бее это прикреплено к барьеру вокруг манежа. Косинус с Кибером находятся внутри этой своеобразной лаборатории.