В степи опаленной
Шрифт:
– Дайте нам обмундирование наше! Хоть самое рваное! Глаза бы на немецкое не глядели!
– Где же я вам возьму?
– развел руками Андросов.
– Мы на марше. Да и прав не имею вас обмундировывать.
В этот вечер многие из проходивших мимо комендантской кухни удивлялись: что это за немцы на ней работают? А к утру пятеро приблудившихся все-таки как-то исхитрились переобмундироваться: на одном была холщовая, неопределенного цвета куртка, другой был в старенькой гимнастерке, не сходившейся ему в вороте, третий - в засаленном, продранном ватнике. Видимо, все это получили из фондов подобревшего Андросова.
На этом месте, у речки, мы простояли весь следующий день и еще полдня. Но Андросов
...Снова мы идем лесными дорогами. На одной из них встретились с вышедшими из леса партизанами. Они сказали, что идут на место сбора отрядов, где будет объявлено: расходиться ли по домам или идти дальше с армией. Среди партизан немало военных, из окруженцев, все они хотят воевать в кадровых частях, но пока что они в распоряжении партизанского командования.
Идем все время рядом с железной дорогой, ведущей к Брянску. Иногда там, где по сторонам насыпи болото, шагаем прямо по шпалам. Поезда пока не ходят. Железнодорожный путь - в целости, немцы при отступлении не успели его испортить. Лес по сторонам пути ими вырублен в обе стороны метров на четыреста, чтобы партизаны не могли незаметно подобраться к полотну. Но, видно, такая предосторожность оказалась тщетной. По сторонам пути то и дело видны рваные, искривленные рельсы, разбитые товарные и пассажирские вагоны с надписями, свидетельствующими о принадлежности их к железным дорогам разных стран Европы, лежат оторвавшиеся от вагонов колесные скаты, иногда целиком с тележками - это зрелище радует нас: видно, хорошо поработали партизанские взрывники, причем, похоже, совсем недавно - весь этот лом еще не успел ни поржаветь, ни зарасти травой.
Из газет мы уже знали давно, что к моменту немецкого наступления на Курской дуге партизаны устраивали много крушений на железных дорогах, чтобы затруднить доставку военных грузов действующим на дуге немецким войскам. Но мы и представить не могли тогда, в каких огромных масштабах это делалось. Потом станет известно, что перед самым началом немецкого наступления в одно и то же время, в ночь на третье августа - и во многих местах сразу - по железным дорогам в немецком тылу дуги партизанскими подрывниками был нанесен массированный удар - его обеспечивали сто десять тысяч партизан - целая невидимая армия в тылу врага.
День за днем мы, с недолгими остановками, все идем на северо-восток, к Брянску, но противник никак не дает догнать себя, уходит и уходит. Наша разведка впереди не обнаруживает никаких признаков, что противник намеревается где-нибудь закрепиться. И вообще признаков противника. Почему же мы так медленно продвигаемся вперед? Может быть, именно в том, как мы движемся, скрыт какой-то неведомый нам расчет командования?
Уже начинает повеивать близкой осенью - небо пасмурится, иногда накрапывает дождь, ночами прохладно, да и днем все чаще приходится надевать шинели.
Однажды под вечер хмурого, серого дня, когда мы на марше, Берестов приказывает мне взять верхового коня, догнать нашу разведку и передать ей, что маршрут, которым мы идем, меняется, я должен командиру разведчиков нанести на карту новый маршрут.
Засовываю карту с маршрутом в сумку, сажусь на коня. Рысью обгоняю колонну полка. Вот уже ни рядом ни впереди никого не видно.
Передо мной - вьющийся меж густых зарослей высокого раскидистого орешника проселок. Колея его гладко накатана - видно, много проутюжило его повозок и пушек: их рубчатые следы отчетливо отпечатались на серой и гладкой как асфальт, влажной от недавно прошедшего дождя, растертой колесами дороге. Сбавляю шаг коня: проехать здесь могли только немцы, наш обоз и наша артиллерия движутся позади пехоты, а она еще только идет сюда. Давно
Подхлестываю коня - скорее догнать разведчиков. Но километр, другой-а их не видно. Не могли же они так далеко уйти? Продолжаю подгонять коня. Приглядываюсь к дороге. На ней много следов - не только колесных, но и пешеходных. Характерные отпечатки подошв немецких солдатских сапог - с тридцатью двумя шестигранными заклепками на подошве. Но, может быть, кто-то из разведчиков топает в трофейных? Но что это? Яркая обертка от немецких сигарет. Соскакиваю с коня, подымаю, рассматриваю. Свежая, незамаранная, только что брошенная... Еще раз, теперь уже вблизи, нагнувшись, рассматриваю следы на дороге. Почему только от немецких сапог? А от наших кирзачей с рифленой подошвой нет. Разведчики же должны были пройти!
Тревога охватывает меня. Неужели я обогнал разведчиков? Но куда они делись с дороги? Еду уже близко к немцам, сейчас нагоню их... Вот это влопаюсь!
Вскакиваю в седло, поворачиваю коня, он, словно почуяв мою тревогу, с места берет рысью.
Разведчиков, в конце концов, я нахожу - они, оказывается, шли не по самой дороге, а стороной, сокращая расстояние, дорога здесь делает крюк. Наношу командиру разведчиков на карту новый маршрут и еду обратно. И только теперь меня начинает терзать уже пережитый страх. Явственно представляю, как лежу, уже ничего не чувствуя, в липкой, влажной грязи, ко мне подходят немцы, начинают шарить по моим карманам... Как много все-таки значит на войне везенье или невезенье, случайность, минутное движение ума, каждая мелочь. Не обрати я внимание на упаковку от немецких сигарет, валявшуюся на дороге, - вероятно, так и скакал бы, догоняя свою гибель.
Еще день пути. Все в том же северо-западном направлении, лесными проселками, на Брянск. До него нам остается еще добрых сто километров.
И вдруг нам круто меняют маршрут. Поворачиваем влево. По карте в этом направлении, километрах в двадцати, железная дорога, та самая, вдоль которой мы так долго шли, а потом свернули. Теперь мы возвращаемся к ней. Что бы это могло значить? Одному богу и командованию известно. Но наше дело солдатское, дан маршрут - шагай!
Перед вечером выходим к разъезду, стоящему среди густого леса, - правда, возле самого разъезда он вырублен, как везде, где немцы боялись нападения партизан... Сколько же векового брянского леса погубил враг! Разъезд разорен две-три постройки, составляющие его, пусты, да и железнодорожников не видно. С обеих сторон пути стоят два крупнокалиберных зенитных пулемета, нацеленных в вечереющее небо. Возле пулеметов - дежурные расчеты. С чего бы так основательно поставлена противовоздушная оборона этого ничем неприметного разъезда? Здесь и путей-то всего три, и все пустые, поблизости никакого населенного пункта, так что интереса для немецкой авиации не должно быть.
Но все выясняется вскоре после нашего прихода сюда: здесь место нашей погрузки в вагоны, эшелон ожидается вскорости. Пока же нам, штабным, сразу наваливается много дела: надо рассчитать, сколько вагонов нужно для каждого подразделения, сколько платформ для повозок, пушек, кухонь, определить порядок погрузки, довести его до сведения соответствующих командиров. Мы с ходу беремся за дело.
Состав приходит уже с наступлением темноты. Быстро закатываем по сколоченным саперами мосткам на платформы все, что на колесах, заводим в вагоны лошадей, солдаты с веселым оживлением заполняют теплушки. Всех нас волнует: куда же повезут? Но этого не знает даже Ефремов: известно только, что поедем через Льгов. Но от Льгова железная дорога расходится на три стороны: на юг, восток и юго-запад. Вероятно, нас повезут дальше Льгова, по одной из них. Но по какой?