В Стране Гудка 5. Про старые времена
Шрифт:
– Ктой-то, – наклонившись к соседнему столу, тихо спросил Аким, – Не уж то снова опричники завелись?
– Хуже, – ответил злобно сосед, – Омоновцы. Их боярская дума, на службу утвердила. Чтобы бунтарей и поляков выискивали.
– Проверка документов, православные, – сквозь зубы, тихо произнес один из омоновцев. Судя по трем золотым нашивкам на рукаве, старший.
Народ тут же стал, доставать какие-то бумаги, а у кого не было, стали выкладывать на стол серебряные монетки. Аким скосил взгляд на соседа и достал из кармана такую же монетку положил ее на край стола.
– А
– Нет у меня ничего, – растерянно ответил Сидор, – У меня и денег нет с собой. На телефоне были. А телефон я потерял.
– Ладно, потом отдашь, – и Аким, достав вторую монетку положил ее рядом.
Омоновцы, обойдя столы, внимательно рассматривая посетителей собрали деньги и направились было к выходу, но тут старший, вспомнив что-то развернулся и глядя поверх голов, спросил: «А чья это там телега во дворе стоит?»
– Моя, – приподнявшись, услужливо произнес Аким. – Я боярину Строганову соль привез. Поздно приехал. У него лабаз уже был закрыт. Вот и заночевать здесь решил.
– Выходи тогда. Пойдем, проверим, что там у тебя за соль, – усмехнулся сержант и развернулся к выходу.
– Конечно, конечно. Как не проверить, – засуетился Аким и побежал вслед за омоновцами.
После ухода омоновцев, народ облегченно вздохнул и продолжил трапезничать. Прошло, наверное, минут двадцать, Аким все не возвращался и Сидор решил подняться наверх. На улице он увидел следующую картину, у телеги, согнувшись пополам, стоял Аким, у которого из носа ручьем текла кровь, а омоновец, стаскивал с телеги мешок, собираясь забросить его на седло рядом стоящей лошади.
– Что вы делаете, бандиты, – подскочил к омоновцу Сидор и схватился за мешок.
– Ты кто такой, – взревел омоновец.
– Я? Да я вас…Я на вас в суд подам. Вы у меня…– Сидор не договорил. В это время сбоку подошел второй омоновец и ударил его рукоятью сабли по голове. Сидор охнул и потеряв сознание упал на землю.
***
От резкого удара потоком воды в лицо Сидор пришел в себя и открыл глаза. Он лежал на холодном каменном полу, в полутемном прохладном помещении, под низким, закопченным потолком. «Кажется, жавой», – раздался чей-то картавый голос, и над ним склонилась голова, одноглазого мужика с взлохмаченной бородой. «Оклемался», – открыв щербатый рот, произнесла голова и хрипло засмеялась. Тут же чьи-то сильные руки оторвали Сидора от пола и, развернув, поставили на колени лицом к столу на тяжелых резных ножках, за которым сидели двое мужчин в старинных камзолах и шапках, похожих на колпаки. Свет от двух горящих факелов, торчащих из стены, неровно освещал пространство вокруг, но пухлое, лицо одного из сидящих за столом, показалось Сидору очень знакомым.
– Кто таков, – уставшим голосом спросил другой, не знакомый. А держащий Сидора сзади бородатый мужик, с силой потряс за шиворот, – Отвечай, баранья твоя башка, когда у тебя судейский дьяк спрашивает.
– Сидор, – криво улыбаясь, кивнул головой Сидор.
– Ишь ты чего придумал, – усмехнулся пухлый, и добавил зловеще, – Ты, нам, настоящее свое, польское имя, говори. Кто ты, Огинский, Бжезинский, кто? Лучше по-хорошему сознайся.
И тут, Сидор, узнал в нем, того самого интеллигентного ведущего шоу «Ответный удар», в котором, эксперты с депутатами избивали польских журналистов. Только этот был без очков, а держал перед глазами стеклянную пластину, прикрепленную к палочке, похожую на старинный лорнет.
– Так, это и есть настоящее, – вздохнул, обреченно Сидор – Нет у меня другого.
– Тут похоже без пыточной не обойтись, – вставая, произнес интеллигентный, застегивая кафтан. – Крепкий орешек нам достался, а мне пора идти. Пусть тогда Ермило с ним поработают ночью. А завтра утром, мы его на Лобном месте прилюдно допытаем. А то уже народ соскучился по настоящим зрелищам.
– Это мы всегда с удовольствием, – загоготал в ответ кривой мужик, держащий Сидора.
– Только не изведите, его совсем, – Погрозил пухлый ему пальцем, и что-то взяв со стола, направился к выходу.
– Ну, что тебе трудно было сознаться, – с сожалением, произнес дьяк, из-за стола, – Теперь тебе больно сделают и мне допоздна тут с тобой оставаться. Может все-таки сразу сознаешься?
– В чем, – не понял Сидор.
– Что ты польский агент. Засланный смуту учинить в Кваскве, против боярской думы и очередного Лжедмитрия на трон поставить собираешься.
–Зачем, – удивился Сидор.
– Как зачем. «Ослабить Квасковское государство и в веру его католическую перевести», —со стоном произнес дьяк.
– Ничего я такого не собирался делать, – взялся рукой за болевшую после удара голову Сидор. – Я требую адвоката.
– Ермило, вон будет тебе авокадом, – скептически произнес дьяк и взяв гусиное перо, макнув его в стоящую глиняную чернильницу, добавил, обращаясь к Ермиле, – Чего там у него в карманах, посмотри.
– Ага, – ответил Ермило и сунув руки в карманы Сидорова сюртука вытащил, газетный пакет с грибами и золотой перстень, который когда-то во сне подарил ему царь Иван Васильевич.
– Дайка сюда, – поманил его пальцем дьяк.
Ермило принес вещи и положил на стол.
– Смотри ка перстень, – обрадовался дьяк, беря в руку перстень и удивленно рассматривая подставим по свет лампады. – Золотой.
И тут он вдруг охнул и с ужасом произнес, – Да, это же с царский! Иван Васильевича!
– Похоже на то, – почесал затылок Ермило, – А чего там, в пакете у него еще?
Дьяк осторожно положил на стол перстень и развернув кулек, отодвинул в сторону грибы и разгладив, – Смотри ка, здесь рожа чья-то нарисован.
– Кажись его, – рассматривая портрет и переведя взгляд на Сидора, произнес Ермило.
– Похож, – пересохшим голосом произнес дьяк.
– А чего там написано, – наклонившись над газетой спросил Ермило.
– Написано, – переспросил дьяк и прочитал, -Премьер-министр Дмитрий Беломедведев, – по слогам прочитал дьяк.
– И что это значит, – вопросительно посмотрел на дьяка Ермило.
– Это значит, – заикаясь, произнес дьяк, – Что это царевич Дмитрий. Настоящий царь всея Квасквы. Живой.