В Стране Гудка 5. Про старые времена
Шрифт:
– Теперь, вот я, пятый усмехнулся, – Сидор.
– Какой же ты пятый, – не согласился Митрофан, – Ты настоящий. У тебя вон и печать, и грамота самого Иван Васильевича имеется.
Тут дверь снова распахнулась, и показалась голова Ермилы: «Карета подана, государь».
– Тогда, поехали, – вставая из-за стола, торжественно произнес Митрофан, – Пора страну с колен поднимать.
***
Они ехали в облезшей, скрипучей карете, громко стуча деревянными колесами по бревенчатому тротуару.
– Потерпи, государь, – больше сам себя успокаивал Митрофан, –
Ехали медленно. Впереди тянулись множество телег и карет различного калибра. Иногда вообще останавливались, и стояли минут по двадцать. А скоро застряли на целый час.
– Чего ждем то, – выглянул из окна кареты Сидор.
–Так, тротуары новые укладывают. Весь правый ряд теперь забит телегами с лесом, – недовольным голосом ответил Митрофан.
И действительно, слева и справа, кипела работа. Множество низкорослых, узкоглазых мужичков, в каких-то тюрбанах, как муравьи копошились вдоль дороги, разбирая деревянные тротуары и загружая снятые доски на многочисленные подводы, тянувшиеся вдоль дороги. Тут же с противоположной стороны подъезжали другие телеги, доверху загруженные такими же с виду досками. И тут же мужички в тюрбанах, выстроившись в цепочку, разгружали и складывали их вдоль дороги в штабеля, отчего проезжая часть, сильно сужалась, и образовывался затор из проезжающих экипажей.
– Липовые доски на березовые меняют, – прокомментировал Митрофан.
– Зачем, – не понял Сидор.
– Говорят более долговечнее, – пожал плечами Митрофан, – Хотя год назад, сосновые на липовые меняли и тоже говорили, что долговечные. А в следующем годе, еще какие-нибудь более долговечные найдут. Тут все время так. Знай только деньги из казны выписывай, – и он тяжело вздохнул.
– А, что за странные рабочие такие, – кивнул на проходящих мимо кареты мужичков в тюрбанах, весело разговаривающих на непонятном языке, – Не наши вроде.
– Гастарбайтеры, – без запинки произнес Митрофан, – Их Собякин с Бухарского ханства выписывает. И в три раза меньше платит против наших.
– Кто такой Собякин, – уточнил Сидор.
– Главный квасковский боярин, – с уважением произнес Митрофан, – Его смотрящим за городом боярская дума поставила. Не все конечно он под себя, гребет. Делится с ними. А то бы не поставили.
– Ничего не изменилось, – вслух подумал Сидор и тут наконец-то они медленно стали продвигаться вперед. Но через некоторое время, впереди идущие телеги и экипажи, стали прижимаясь к обочине, замедляя скорость.
– Кто-то из Кремля едет, – со знанием дела объяснил Митрофан, и отдернул занавеску, выглянул в другое окно.
И действительно, вскоре навстречу им промчалась богатая карета, запряженная четверкой лошадей, в сопровождении всадников, которые размахивая нагайками, отгоняли в стороны экипажи или зазевавшихся пешеходов.
– Должно быть сам Собякин, объекты осматривать направился, – с уважением произнес Митрофан, провожая глазами кавалькаду.
– Не, у Собякина карета, синяя и рубинами отделана. А эта красная и в золотых заклепках. Должно быть это Задворкин, в загородную резиденцию направился, – произнес кучер, рыжий мужик в рваном зипуне
– Может и Задворкин, – согласился Митрофан, – У них сейчас, у всех по несколько карет. И не запомнишь, какая у кого.
– Задворкин, – с удивлением переспросил Сидор, – Что он снова в Кремле пристроился?
– Так он оттуда и не уходил. Как при Бориске Годунове поднялся, так никто его оттуда и не выживет. Вишь снова, на какой карете разъезжает. «И никакая опричнина их не берет», – произнес обреченно Митрофан, и добавил, с сочувствием взглянув на Сидора, – Эх. Нелегко тебе государь придется.
– Тогда может не поедем, – с надеждой ответил Сидор, – Может, вернемся?
– Поздно государь отступать, – с умным видом произнес Митрофан, – Уже слух пошел по всей Кваскве, что настоящий государь объявился.
– С чего он вдруг пошел, – удивился Сидор, – Кроме тебя обо мне никто и не знает.
– Как не знает, – отстранился Митрофан, – Ермило народ из темницы тут же выпустил, как только ты указ подписал. А слухи по Кваскве, быстрее этого самого разносятся. Так, что может и Задворкин того. В бега на время подался от твоего гнева.
– И что теперь делать, – с тоской спросил Сидор.
– А ничего уже не сделаешь, – Назидательно произнес Митрофан, – Это уже исторически свершившийся факт. А историю как говорится, взад не повернешь.
– Вот, снова вляпался, – с тоской про себя подумал Сидор и отвернулся к окну.
Проехав еще немного, они выехали и встали в очередь у деревянного моста через реку, по которой шли большие лодки под парусами, а вдоль берега, в разных местах было натыкано множество деревянных причалов, на которых с подплывающих лодок перегружали мешки, бочки, тюки в подъезжающие конные экипажи. Несколько артелей рыбаков тянули по отмели длинные бредни. С небольших мостков прыгали в воду голая ребятня, и женщины склонившись, полоскали в воде белье. А сразу за мостом Сидору представилась знакомая картина. Чуть правее, на пригорке, возвышался множеством башенок с пряничными куполами Храм на Серой площади. А слева, по валу, тянулась вдоль реки, почему-то белая Кремлевская стена, с такими же белыми шахматными сторожевыми башнями, и остроконечными шпилями над въездными воротами, увенчанными золотыми трехглавыми драконами. Ярко на солнце отсвечивали за Кремлевской стеной золотые купола храмов, и зеленели медью высокие крыши царских и боярских палат.
– Лепота, – выходя из остановившейся кареты и крестясь на купола, блаженно произнес Митрофан.
– Я чего-то не пойму, – удивленно произнес Сидор, спрыгивая следом на землю, – А, почему это Кремль и стены все белые.
– А какие еще они должны быть, – не понял Митрофан.
– Красные. Они же из кирпича сложены.
– Правильно, из кирпича, – согласился Митрофан, – Так ведь кирпич потом белить надо. Его кажный год белят, перед пасхой.
– Зачем, – теперь уже не понял Сидор.