В стране литературных героев
Шрифт:
Уотсон: Полноте, Холмс! Откуда вдруг здесь, на Бейкер-стрит, может взяться человек с таким удивительным именем?
Холмс: Для аборигена доброй старой Англии это имя было бы действительно экзотическим. Но в России, откуда прибыли эти люди, подобные имена – не такая уж редкость.
Уотсон: Вы меня изумляете, Холмс! Я готов поверить, что вы действительно каким-то непостижимым образом узнали, что эти люди приехали к нам из России. Я даже готов поверить, что вы каким-то чудом смогли догадаться о профессии старика. Но, ради всего святого, как вы могли
Холмс: Если бы вы с юных лет тренировали остроту зрения, как это делал я, и если бы вы, подобно мне, потратили три года на изучение русского языка, вы без труда прочли бы на портфеле старого джентльмена монограмму с надписью: "Профессору Архипу Архиповичу от благодарных студентов 5-го курса филологического факультета".
Уотсон: Холмс, я сражен! Но как вы могли судить о добром нраве профессора? Откуда вам известно, любят ли его студенты?
Холмс: Нелюбимым профессорам, обладающим дурным характером, студенты не имеют обыкновения делать подарки… Ах, мой друг, научитесь ли вы наконец следовать моему методу?..
Огорчение Холмса из-за того, что Уотсон все еще никак не освоит его прославленного метода, так велико, что происходит странная вещь. Холмс, строгий и изысканный меломан, любитель Вагнера и Сарасате, в минуты отдыха берущий в руки скрипку, вдруг начинает петь. И вдобавок-петь куплеты довольно хвастливого и легкомысленного содержания. Вот что делает с человеком огорчение! Ну, а то, что Уотсон тут же начинает ему подпевать, это уже не удивительно: ведь для того Конан-Дойл и придумал доктора Уотсона, чтобы тот вечно подпевал Шерлоку Холмсу. Итак, Холмс поет…
Когда прославленный хитрец
Поймет, что бита карта;
Когда отчаются вконец
Глупцы из Скотланд-Ярда;
Когда сам дьявол не поймет,
Виновен тот иль этот,
Тогда на помощь вам придет
Мой дедуктивный метод!
Уотсон:
Я помню, шли мы по следам
Собаки Баскервилей.
Признаться, выглядел я там
Изрядным простофилей.
Нам полный крах на этот раз
Сулили все приметы,
Но снова положенье спас
Ваш дедуктивный метод!
Холмс: Благодарю вас, Уотсон. А теперь, если это вас не затруднит, откройте дверь нашим гостям.
Уотсон подчиняется, и на пороге появляются наши герои.
А.А.:
Гена (он поначалу оробел): Здравствуйте…
Холмс (дружелюбно): Добро пожаловать, господа. Однако, я полагаю, вас привело сюда не только желание поглядеть на меня.
А.А.: От вас ничего не укроется, мистер Холмс!
Холмс (скромно): Такова моя профессия.
А.А.: Вы правы, у нас к вам дело. И, надо сказать, не совсем обычное.
Холмс: Право? Но ко мне ведь и не обращаются с обычными делами. На то есть инспектор Лестрейд из Скотланд-Ярда.
А.А.: Боюсь, что дело, которое привело нас на Бейкер-стрит, окажется необычным даже для вас. Мой юный друг хотел бы установить, кто именно был прототипом Александра Андреевича Чацкого, героя нашей знаменитой комедии "Горе от ума"… Позвольте, я введу вас в курс дела.
Холмс: Благодарю, в этом нет необходимости. Я занимался этим вопросом.
Гена: Вот это да! Неужели и вы этим занимались? Зачем?
Холмс: Никогда нельзя знать заранее, что может пригодиться профессиональному детективу.
Гена: Так кто же из троих, по-вашему, настоящий?
Холмс: А, и вы говорите о троих? Так я и думал… Молодой человек, должен вас огорчить. Вы идете по ложному следу.
Гена (он довольно беззастенчиво сваливает все на профессора – так не хочется ему осрамиться перед Шерлоком Холмсом): Это не я иду. Это вот он, Архип Архипыч!
А.А.: Но почему же по ложному, мистер Холмс?
Холмс: Потому, что ключ от вашей тайны уже давно в моих руках. (Берет в руки перо, пишет.) Уотсон, будьте добры, наймите кеб, поезжайте вот по этому адресу и быстро возвращайтесь вместе с человеком, имя которого я вам здесь записал… Я ведь знаю вашу дырявую память.
Уотсон: Можете на меня положиться, Холмс. (Уходит.)
Холмс: Ну, господа, я думаю, Уотсон не заставит нас долго ждать. Не пройдет и нескольких минут, как перед вами предстанет подлинный прообраз господина Чацкого.
А.А.: Позвольте усомниться в этом, мистер Холмс. Ваши заслуги известны, но нельзя же быть таким самонадеянным. Неужели вы в пять минут решите проблему, над которой наука бьется вот уже более столетия?
Холмс (саркастически): Наука? Простите, я хотел бы знать, что вы называете наукой?
И снова он не может выразить обуревающих его чувств (на этот раз сарказма и презрения к литературной науке) иначе чем в куплетах.