В стране слепых я слишком зрячий, или Королевство кривых. Том 3, часть 4
Шрифт:
– Ты куда? – изумилась мама, когда я сказал ей, что должен немедленно уйти.
– Мам, я должен. Тяжёлая пациентка…
– Что, ты один в больнице? И потом… там дежурные.
– Моя больная, мам, я должен поехать сейчас же. Встретимся дома.
– Хоть ребятам скажи.
Я посмотрел на детей, да, нельзя уйти, ничего не сказав, и так отношения у нас на волоске, поэтому помаячил им, чтобы подошли. Саша прибежал сразу, обняв за ногу, хороший он мальчишка, ласковый, а Аня, вначале закатила глаза, но всё же тоже подошла.
– Что?
– Нет-нет, вы катайтесь, а мне надо съездить на работу. Я к вечеру приеду.
– Па-ап! В Макдональдс можно? – спросила Аня, а я подумал невольно: «Тебе лучше обходить эти заведения, если ты, как я, вечно будешь со «спасательным кругом» на талии бороться и без Макдональдсов»…
Но вслух я сказал:
– Можно.
– Лерк! Обед дома, а ты какую-то ерунду им разрешаешь… – укоризненно проговорила мама так, чтобы слышал только я.
Я поцеловал их в щёчки и помчался к выходу, трясясь всё больше. В той ситуации, что описал Лиргамир, выжить у Тани шансов так мало, что я… какого чёрта я всё знаю об этом?!
Глава 2. Паралич
Объяснить, в каком я был сейчас состоянии, невозможно, это была предельная концентрация и отчаяние, бездна которого разверзлась во всей своей чёрной глубине. Когда я увидел первые капли крови на полу, я подумал, что у Тани начались месячные, бывало, что она оставляла такие следы, я шутил ещё над ней не раз по этому поводу, а она, смущаясь, отшучивалась. Поэтому я даже улыбнулся, открывая дверь в ванную, и думал о том, как сейчас скажу, что она наследила…
Во мне сердце просто остановилось, буксуя, когда я увидел её, лежащей на полу. Я, кажется, заорал, ударив кулаком по окровавленной раковине, и она, удивительным образом разбилась, обрушившись на пол с грохотом, а я схватил Таню. Нет, она живая, только дышит она странно, и всё же она открыла глаза.
– Ма-арик… – и улыбнулась, но изо рта вылилось изрядно крови горячей и густой мне на руку, которой я держал её лицо. Она сморщилась с отвращением и вытерла кровь ладонью. – Га-адость… Марик… как хорошо… что ты… а я думала… уже… как я люблю тебя… Господи…
И вдруг сомлела, я почувствовал, что она вся обмякла, будто стекая мне на руки, как вода текла на пол мимо разбитой раковины.
– Нет! Нет… очнись! Очнись! – я затряс её.
Я поднял на руки, и отнёс в ближнюю комнату, положив на диван. И бросился искать телефон, ну ясно, что надо в больницу, но ведь до неё ещё доехать… Никто не ответил, ни Харитонов, ни Владимир Иванович. Никто… Чёрт! Ничего не оставалось, как набрать Вьюгина…
А потом вылетел на двор, крича и не замечая, что на мне из одежды только шерсть на теле, слишком светлая и не слишком густая. О том, что я голый, мне сказал Борис, прибежавший в дом после моих воплей. Я с изумлением посмотрел на себя, довольно жалкое зрелище – голый мужчина, испачканный в крови и со снегом, тающим
– Возьми одеяло в спальне, – сказал я Борису, отправляясь одеваться.
Когда я вышел в комнату опять, Борис наклонился над Таней.
– Не надо… – сказал я, она почти обнажена в этом шёлковом халате, попыталась повернуться, он раскрылся, заблестела кожа, бедро до самого верха, ткань соскользнула с плеча.
– Она пришла в себя…
– Отойди, – сказал я, хмурясь, невозможно, чтобы он коснулся её.
– Марик…
Я обнял её, поднимая на руки, Таня прильнула ко мне, обвивая шею, но руки её так слабы, почти как ткань этого халата, скользят…
Борис помог мне завернуть её в одеяло…
И вот мы у больницы, Вьюгин открыл дверь, помогая мне выйти с моей бесценной ношей.
– Осторожно на ступенях, – сказал он, проходя вперёд.
И вовремя, я едва не поскользнулся.
– Она в сознании?
– В созна-ании, – ответила Таня за меня. – Ма-арк… ну… по-а-чему он…
– Ну, и слава Богу… – проговорил Вьюгин. – Сюда…
Мы вошли в приёмное, в кабинет УЗИ. Меня даже не выгнали вон… и начали нести свою абракадабру, елозя по Таниной груди датчиком. Совершенно обнажив мою жену перед этим Вьюгиным… Боже мой…
– Посмотри ещё печень, Маша, – сказал Вьюгин. – Нет ли выпота или отёка… да, я вижу…
Она переместилась на живот, Таня подняла полу, прикрывая живот ниже пупка. И тут Вьюгин, взял у этой Маши датчик и, мазнув в излишки геля у грудей, по-хозяйски убрал Танину руку, и приложил датчик над лоном.
– Беременность, – сказала Маша. – Пять недель акушерских. Три недели реально, то есть… ну, тут уже, на всех этих лекарствах… Сердцебиение можно услышать…
Она нажала какую-то клавишу, и стало слышно «шт-шт…шт-шт…».
– Живой, – сказала Маша. – Живой плод, маточная беременность…
Вьюгин посмотрел на меня, я, наверное, что-то должен был понять, но я не понимал сейчас ничего… И в этот момент Таня захрипела, кашляя и поворачиваясь на бок.
Медсестра подхватилась звонить, прокричала в трубку:
– Каталку срочно!
– Таня! – Вьюгин поднял её за плечи. – Ш-ш-ш, тихо… смотри на меня…
– И-и… – вдохнула Таня с усилием. – Не… не хо-ачу…
– Чёртова дура… Тогда на него смотри! – проорал Вьюгин, махнув мне, чтобы я подошёл.
Таня протянула руки ко мне, зацепилась за свитер пальцами, задыхаясь всё больше… Но лицо её сразу стало мягче, у уголков глаз даже появилось что-то вроде улыбки. Приехала каталка, с грохотом закатываясь в кабинет, Вьюгин, кивнул мне, чтобы я положил Таню на эту качалку. Но она задыхалась всё больше и отказалась ложиться.
– Не-е мо-агу я… не мо-агу лежа-ать… не мо-агу… я за… ды… ха… юсь… – целясь за меня, произнесла Таня, сквозь хрип, вылетающий из её груди.
– Донесёте? – спросил он меня.