В стране слепых я слишком зрячий, или Королевство кривых. Том 3, часть 4

Иванько Татьяна

Тут неожиданно заговорил Лётчик.

– Послушайте, нет времени препираться и выяснять ваши высокие отношения, Таню ввели в кому, она на АИКе, и так мы не можем держать её долго, это очень опасно, сердце стоит, и… и уже может не завестись, а…

– Ты слышишь, Марк?! Твоя жена уже почти умерла, уже не одной ногой в могиле, она уже лежит в ней, а ты стоишь с лопатой. Закопаешь или поможешь выбраться, решай, Марк, – уже не ломаясь, проговорил Вито. – Я говорил тебе, она даже не будет знать… она ведь и о ребёнке ещё наверняка не знает… Подумай, всего несколько клеток и её жизнь.

Лиргамир дрогнул, будто ему воткнули штык в живот.

– Всё…

бери, – прошептал он, опуская голову, словно у него сломалась шея. – Но вначале её прооперируют. Валерий Палыч, проследите, чтобы вначале… – я думал, он упадёт, даже шагнул вперёд, и он, действительно, оперся рукой о мой локоть, поднял глаза на меня, дрожащий и страшный, и увидел что-то за моим плечом.

Я обернулся, там был Платон, с расширенными от ужаса глазами он смотрел на нас, на то, как Лётчик почти бегом уходил с кейсом, в котором были бесценные клапаны, способные спасти Тане жизнь, её шанс… И как Вито вытащил телефон из кармана, намереваясь кому-то звонить. Я услышал: «Кира Николаевна, да, выезжайте, здесь всё готово», и подумал, удивительно, точное имя и отчество Киры, моей двоюродной сестры из Кировска. Как странно, будто завершается ход спирали, снова какая-то Кира…

Лиргамир бросился пот коридору к выходу. Платон посмотрел на меня и поспешил за ним, ну, и я тоже. И тут я увидел, что Лиргамир, отбежав несколько шагов от дорожки, упал коленями в снег, его громко вывернуло, правда, без толку, потому что блевать ему, очевидно, было нечем. Я вернулся внутрь, купил в киоске бутылку воды и вышел снова. Лиргамир сидел, высоко подняв колени и, прижав ладонь со снегом к лицу. Снег почти не таял под широкой длиннопалой ладонью, кончики пальцев подрагивали… А Платон говорил что-то ему. Когда я подошёл, то услышал, что Лиргамир ответил ему:

– …Я сделал хуже, Платон, ты… что… ты не понимаешь?.. Я не просто позволил… я все равно, что сам изнасиловал её, а после ещё и обокрал… – он посмотрел на Платона, увидел меня, и, взяв бутылку с благодарном кивком, отрыл её и выпил несколько глотков, а остальное вылил себе на голову. И плашмя приложил ладони. – Господи… я никогда не предавал её. Никогда… Только потому и… а теперь…

– Марк, вставай, ты простынешь, – поморщился Платон, тронув его за плечо, эта сцена отчаяния была неприятна ему, и я понимал, почему, внезапное душевное обнажение, притом публичное, выбивалось из картины мира и жизни, существующей в прекрасной гордой голове Платона. – Идём…

– Не надо… – сказал Лиргамир, оттолкнув его руку. – Не надо меня опекать.

– Идём, Марк, вставай люди смотрят.

– Да насрать мне, пусть смотрят! – огрызнулся Лиргамир. – А ты не стой так близко, решат, что и ты гей, как я…

– Ну, хватит, что ты как… Если ты гей, то я бабушка Красной Шапочки! – окончательно разозлился Платон. – Вставай!.. Марат, помоги поднять его. Хорош, Марк… Чего ты… ну и сделают аборт, вспомни, что Лётчик сказал об этом, всё равно нельзя сейчас было…

Лиргамир поднялся и оттолкнул Платона.

– Да пошёл он, Вьюгин твой к таким-то хренам, он сказал… он сказал… да он всё скажет и всё сделает, лишь бы…

Он посмотрел на меня.

– Вот он ещё может понять меня. Только твоего ребёнка никто не убил, да, Марат?

Я подошёл ближе и с размаха ударил ладонью по лицу. Он отшатнулся, качнувшись, в ужасе хватаясь за щеку и с изумлением глядя на меня. А сказал, глядя ему в эти самые изумлённые глаза:

– Да, Марк. Мой ребёнок сам погиб, не родился.

Когда шевелился уже, когда уже она знала, что будет сын и ждала его, и я его ждал. Я сидел в СИЗО, где меня унижали и били по почкам, пристраивались к моей заднице, приходилось спать вполглаза, и каждый день меня заставляли признаться, угрожая, что иначе все в камере узнают, что я насильник несовершеннолетних… Да, она никогда не любила меня, я её любил с первого дня, как увидел ещё девчонкой, и я сломал ей жизнь своей любовью. Но тогда, в тюрьме, я думал иначе… Она была моим благословением, надеждой, моим счастьем, светом, который только и грел мою душу, не позволяя погрузиться в полное отчаяние. Я был ей проклятием, а она мне – даром Небес… Конечно, я понимаю тебя. Только ты её муж, я не был. Я только мечтал об этом, и уговаривал её, между прочим, но… за меня она не пошла. Она вышла за тебя, почему, знаешь, наверное, только ты… И сейчас ты принёс жертву, жаль, что не себя, тебе было бы легче, но… у всего своя цена… У тебя есть всё, у меня нет ничего… Но так-то – да, я тебя понимаю…

Марк долго смотрел мне в лицо, отнял руку от лица, и, сделав шаг ко мне, сжал моё плечо.

– Да… да… прости. И.. спасибо. Вы… – он оглянулся на Платона. – Мужики, вы простите меня… что я… как баба расклеился.

– Ничего, – сказал Платон. – Со своими можно. Идём.

Он хлопнул его по плечу. Мы развернулись к крыльцу, и тут я увидел Киру. Мою двоюродную сестру, Киру, которая по тому самому крыльцу поднималась тоже.

– Кира!.. – воскликнул я изумлённо.

Она, очень красивая, даже лучше, чем была школьницей, настоящая столичная дама, одетая в симпатичную норковую шубку, несла небольшой чемоданчик в руке, обернулась с изумлением.

– Марат?.. Ты как здесь? Или… ты с Таней здесь? – усмехнулась она. – Конечно, где она, там и ты… Наверное, счастлив теперь?

– А ты зачем здесь? – спросил я.

– Я-то… я по работе. Здравствуйте, Платон, – она кивнула и Платону. – Извините, очень спешу.

Мы остановились с Маратом и посмотрели друг на друга. Лиргамир обернулся к нам.

– Погодите-ка… – он смотрел на меня, потом на Платона. – Это… что… Кира, подружка Тани?

Вообще-то было, чему удивиться.

– Д-да… – сказал Платон, изумлённо. – Откуда ты её знаешь?

– Я не знаю её. Я знаю о ней… так ведь, Марат? – он смотрел на меня. Снова сосредоточенный и строгий как перед этим. – А… зачем она здесь?

И тут я всё понял.

– Её вызвал Вито, – сказал я. – Я слышал, он звонил. Она пришла… взять материал… я думаю…

– Что?!.. – беззвучно выдохнул Платон, обернувшись на меня.

А Лиргамир кивнул, я хотел было поспешить за Кирой, остановить её, не дать сделать то, зачем она явилась, как гриф, как гиена терзать Танино тело уже в самом прямом смысле.

– Не надо, Марат. Этого уже не изменишь, мы не остановим их, их там не меньше десятка. И с этой приехали ещё, – он кивнул на минивэн, из которого вышла Кира. – Мы просто определим круг обречённых. И всё.

Он говорил немного металлическим голосом и уже с невозмутимым, снова очень бледным лицом.

– Кстати, один из тех, что был с Вито, ты… должен знать его. Вон он, молодой… – он кивнул себе за правое плечо. – Как его звать, Таня говорила… я забыл, видел его в Питере…

– РОман?! – с изумлением воскликнул я, узнавая среди прочих в свите Вито того самого Романа, который жил с Таней вместе в одном доме, а потом со страху бросил её и сбежал.