В стране слепых я слишком зрячий, или Королевство кривых. Том 3, часть 4
Шрифт:
Я просто смотрел на него как идиот, он шутит, не могу понять? Почему я могу не донести? Мы вышли в коридор, он снова пошёл впереди меня, открывая двери, а я держал Таню, сжавшуюся в комок и дышащую так, словно она старательно выдувает в груди мыльные пузыри. Я посмотрел на неё, она всё бледнее, при этом губы становились какими-то розовыми и блестящими…
Мы вошли в радиологию, здесь меня заставили всё же оставить Таню, и выгнали вон, в коридор. И тут уже оказался Платон.
– Марк… что?
– Что?.. –
– Так может, они здесь уже, – сказал Платон.
Я посмотрел на него и кивнул.
– Да… да-да… – и набрал номер.
«Совершенно верно, Марк Борисович, наша машина уже час как ушла. Должны быть на месте…», я поблагодарил на автомате. И посмотрел на Платона, но он и сам понял.
– Что случилось-то? – спросил он.
– Ты… я не понимаю, что… Она…
Тут вышел Вьюгин, увидел Платона и подошёл к нам.
– Ну, в общем, такой расклад: наши пошли мыться…
– Что? – не понял я, «мыться»?..
Вьюгин скользнул по мне взглядом, где-то в районе пупка:
– Готовиться к операции, – пояснил он мне как олигофрену, спасибо, что вообще сказал, называется, до сознания всё равно не дошло.
– От митрального клапана оторвалась створка и получилась эмболия. Сейчас агиографии сделают, надо найти этот тромб и убрать, а после – протезировать клапаны.
– Я ничего не понял, только… это две операции сразу?
– Ну… как бы да. Всё осложняется тем, что она… беременна.
– Что?! – мы с Платоном выдохнули вместе.
И тут с Вьюгиным сделалось страшное, он вдруг утратил всю свою холодность и в один прыжок оказался возле меня, схватив за свитер на груди, даже кожу под ним ободрал, это и привело меня немного в сознание – то, как загорелась кожа…
– Да то, что какой-то муж, б…, не мог оставить умирающую жену в покое! Нельзя было подождать?! Нельзя было… хотя бы раз член из штанов не достать?! На смертном одре надо…
– Да подожди ты… что за слова! – Платон вытаращил глаза.
– Да то, что там сердца нет уже, как она жила, я не знаю, а у этого… одна долбёжка на уме…
Я даже не сопротивлялся, до меня не доходило всё равно… Платон оттащил Вьюгина.
– Погоди, Лётчик… так может это… ну… – вполголоса сказал он.
– Да хрена! Это он! – придушенно просипел Вьюгин, он орал бы во весь голос, но не здесь, пустой гулкий коридор… – Пять недель, это реальных – три, так что вину не переложить ни на каких бандюков!
– Вину… но, Лётчик, это же… ну это же хорошо, наверное, ну что… – проговорил Платон, не в силах удержать улыбку в уголках рта. – Ребёнок будет, а?
– Да
Он начал тыкать в меня пальцами, бледный и страшный как злой ордынец. Нет, ей Богу, кривую саблю ему, и будет реальный Чингисхан…
Платон снова постарался отвлечь его на себя, оттаскивая за локоть.
– Это… два инородных тела место одного в организме. Даже три, два клапана надо менять, всё в хлам… как она не захлебнулась ещё от отёка лёгких… Инородные тела, иммуносупрессия и тромбофилия при том! Ты знаешь, какая материнская смертность при таком раскладе, даже если сейчас всё пройдёт идеально?
– Я не знаю, – спокойно и весомо сказал Платон. – Я и не хочу знать. И ты… Лётчик, успокойся, ты должен быть спокоен, ты же воин при мече. Это мы с ним колотиться должны, мы щас овцы, ты – пастух.
Вьюгин взглянул на него, сбросил руку и пошёл прочь по коридору от нас. Платон подошёл ко мне.
– Ну… что, Марк… я… вообще, поздравляю. Хотя, конечно… обстоятельства…
– Что?
– Отцом скоро будешь, как я понял.
– Ну… как бы да… давно знал…
Платон смотрел на меня некоторое время, пока не сообразил, что я не понимаю. Он развернул меня к себе.
– Марк, да ты… ты слышишь, что я говорю сейчас? – он смотрел мне в глаза, удивительно, как у них с Таней похожи глаза, очень яркие синие, я таких не видел больше ни у кого…
– Ну я… слышу, конечно.
– У вас с Таней будет ребёнок.
– У нас есть ребёнок.
– Есть. Но будет второй.
Меня как в голову толкнуло. Я уже привык знать, что у нас есть ребёнок, да, я ещё не видел малыша Володю, я не держал его на руках, но я совершенно привык к тому, что он существует, он уже полностью присутствовал в моей душе, в моей голове, стал частью моей жизни и планов на будущее. А теперь… ещё ребёнок? То, о чём мы говорили и шутили с Таней? Как это может быть?
– Ну как… а ты думал, что если у вас десять лет ничего не происходило от секса, то никогда и не произойдёт? – усмехнулся Платон.
– От секса? – удивился я.
Платон вздохнул и похлопал меня по плечу.
– Ладно, Марк, не заморачивайся сейчас, ты, я смотрю… Слушай, я Марату позвонил, ты уж извини. Вон он, прикатил. И Марк Миренович тоже, и… мама?
На слове «мама» я как-то немного включился. Обернулся и увидел, что Платон идёт по коридору навстречу Ларисе Валентиновне и Марку Миреновичу, а за ними бледный и смущённый Марат. Моя тёща увидела меня и ускорила шаги, подойдя, взяла меня за плечи, немного повыше локтей, глядя мне в лицо сияющими глазами.