В Суоми
Шрифт:
И девочка в зеленой вязаной шапочке с лыжами в руках тоже опоздала. Сначала опоздавшие выглядят смущенными, а потом бродят по школьному двору с независимым видом, словно заранее решили опоздать и сейчас лишь выполнили давно задуманное. Двери теперь не раскроются для них до первой перемены, когда из здания пестрой толпой вывалятся все ученики, чтобы побегать, поиграть в снежки.
Каждую перемену дети обязательно должны проводить на дворе.
В новых школах строят сейчас даже специальные навесы на случай дождя. Какая бы ни была погода, после каждого урока ребенок должен быть пятнадцать минут на воздухе.
Семилетняя народная школа в Лахти. Мы входим в третий класс, ученики встают. На мой взгляд, мальчики чем-то смущены.
— Так ли это? — спросил я учительницу.
— Им неловко, что иностранцы застали их за таким немужским занятием, — ответила, улыбаясь, молодая учительница.
И в самом деле, перед мальчуганами на партах лежали недовязанные варежки. Оказывается, уроки вязания обязательны не только для девочек, но и для мальчиков, до третьего класса включительно. С четвертого они начинают заниматься, кроме общеобразовательных предметов, уже только своим, мужским — столярным, токарным, кузнечным — делом, а девочки учатся кройке и шитью, домоводству, в которое входит и кулинарное искусство.
В народной семилетней школе горячие завтраки так же, как и обучение, бесплатны, и старшеклассницы в классе домоводства на большой кухне с электрическими плитами, холодильниками, с мойками, с полками, уставленными разнообразной посудой, под руководством учительницы и опытного кулинара готовят завтраки, накрывают на стол.
Каждый день недели это делает другой класс, и вся школа может судить и сравнивать их успехи в кулинарном искусстве.
Совместное обучение, впервые введенное здесь в 1890 году, вскоре завоевало общее признание. И теперь в первой ступени повсеместно мальчики и девочки учатся совместно. А во второй ступени из 373 школ только 39 раздельных — женских.
Сейчас мы находимся в школе совместного обучения.
Директор слегка приоткрыл дверь одного из классов, и оттуда в широкий коридор полилась чистая, нежная молодая. Песня Сольвейг! Шел урок хорового пения.
Этот предмет так же обязателен в семилетней школе, как и труд, как физическая культура и закон божий.
Закон божий! Сколько учебного времени уходит на то, чтобы засорять головы детей сведениями о сотворении мира в шесть дней, о происхождении Евы из ребра Адама. Причем об этом говорится не как о легендах, а как о непреложной истине!
Молоденькая учительница, следуя учебной программе, рассказывала малышам на уроке о всемирном потопе, о том, что все живое тогда утонуло, погибло — и остались на земле только те животные, которых Ной поместил на своем ковчеге. И вдруг один мальчуган поднял руку.
— Что ты хочешь сказать, Пекка?
— Я думаю, что рыбы, киты и тюлени тоже не утонули, — серьезно сказал он.
— «Ты прав, Пекка», — отвечала я, с трудом удерживаясь от смеха, — рассказывала мне учительница. — Но потом дома подумала, как я не права перед этим пытливым мальчуганом, как заведомо вру ему. Мне-то ведь известна эволюционная теория…
Но оставим в стороне закон божий и войдем в соседний — пятый класс. Он пуст. Классная доска занимает здесь стену во всю ее ширину.
Войдя в этот класс, я невольно вспомнил о том, с каким восхищением писал о финских школах А. Куприн, неоднократно посещавший Суоми:
«Всякая мелочь, служащая для удобства и пользы школьника, обдумана здесь с замечательной любовью и заботливостью. Форма скамеек и чернильниц, ландкарты, коллекции, физический и естественные кабинеты, окраска стен, громадная высота комнат, пропасть света и воздуха и наконец даже такая мелочь, как цветы на окнах, — цветы, которые с таким удовольствием приносят в школу сами ученики, все это трогательно свидетельствует о внимательном и разумном, серьезном и любовном отношении к делу».
С тех пор как были написаны эти строки, прошло полвека, и надо сказать, что и новые школы, и парты, и освещение в классах, кабинетах стали лучше и удобнее, чем те, которые так пленили в свое время Куприна.
В классе, в который мы вошли, как и во всех других, парты были чистенькие, словно только что отполированные, ни кляксы, ни царапины, ни малейшего следа перочинного ножика.
— Парты новые? — спросил я.
— Нет, им уже пять лет. Столько, сколько этой школе, — ответил директор.
— Неужели у ваших мальчиков нет потребности резать дерево? — усомнился кто-то из моих спутников.
— Нет, они не безгрешны, — улыбнулся директор, — мальчики везде мальчики, и они не преминут испробовать остроту ножа и твердость дерева. Но у нас вся энергия их, направленная на это, расходуется в столярном классе. Мальчики из пятого класса сейчас как раз строгают там, пилят и режут вволю. И, конечно, им приятнее, когда при этом возникают новые вещи, чем портятся старые. К тому же, сами делая мебель, они приучаются ценить и уважать труд, вложенный в те вещи, которые их окружают.
Через несколько минут в хорошо оборудованной столярной мастерской мы увидели, с каким рвением ребята трудятся, обрабатывая детали будущих шкафов, столов, стульев.
А еще через несколько минут перед нами пробежала голышом целая орава мальчиков из другого класса. Один за другим они бросались в большой школьный бассейн, обдавая брызгами нас, случайных посетителей, на которых они не обращали внимания.
Но даже если школа старая и не имеет своего бассейна — это не снимает с нее обязанности научить детей плавать.
В новом городском бассейне в Тампере мы видели, как ученики одной школы, окончив урок плавания, уступали место ребятам из другой школы. А у входа в бассейн было вывешено расписание занятий нескольких школ.
Физическая культура, спорт здесь входят в жизнь как существенная, неотъемлемая часть быта. За традиционными соревнованиями школ по атлетике, гимнастике, спортивным играм, лыжам с интересом следит вся страна.
В конце февраля празднуется традиционный день «Калевалы», за которым следуют так называемые «лыжные каникулы». Но о них — позже, а сейчас вернемся обратно к семилетней народной школе, с которой мы начали путешествие по училищам Финляндии.