В Суоми
Шрифт:
— Тише! Нельзя, Эльвира. Никто не должен знать, что я был здесь. И про этих товарищей тоже. Понимаешь?
— Значит, мы опять расстанемся?..
И они ушли в лес, подальше от товарищей.
Он целовал ее и рассказывал, что по ту сторону границы власть в руках лесорубов и батраков, а на них хотят напасть лахтари. Он обнимал ее и говорил, что срок его каторги кончился и что он с товарищами привез оружие для лесорубов и батраков, и если про это узнают, то и его и товарищей повесят.
Она говорила, что все время думала о нем и как это хорошо, что у него снова длинные волосы. Неужели он не хочет увидеть, как выросли Нанни и Хелли?
Он говорил, что скоро увидит их и будет с ними, что оружие они спрятали и что она должна дать знать об этом Сунила — он работает лесорубом у акционерного общества «Кеми», в двадцати километрах на север, — и он должен прийти за этим оружием и переправить его на пароме дальше, туда, в бараки, где живут лесорубы, и что это очень и очень важно.
— Я из-за тебя таяла, как льдинка на солнце!
Они вернулись к костру.
В медном котле закипал кофе, и молчавший до сих пор Лундстрем попросил, желая показать, что знает обычаи севера, соли заправить кофе. И Эльвире стало совестно, что она впопыхах забыла положить в мешок соли, но паренек ее успокоил:
— Ничего, и без соли выпьем кофе…
Эльвира смотрела, как исчезали они за деревьями, потом, чтобы скрыть от самой себя слезы, нагнулась и стала собирать сучья и, набрав полный мешок, пошла домой.
Уже стемнело, когда она пришла. Нанни, не раздевшись, спала на кровати.
Распрощавшись с Эльвирой, товарищи пошли обратно и остановились в лесной сторожке, километрах в двух от того места, где в зарослях ельника подо мхом было спрятано оружие. Когда они подходили к сторожке, Лундстрему чудилось, что они получат новый груз и понесут его опять к селу, к остальному транспорту. Плечи его так привыкли к ноше, что, казалось, тосковали по ней.
После плотного ужина наступил глубокий сон.
Ночью пошел густой, липкий снег и сразу рассыпал по лесу звериные, птичьи и человечьи следы.
Весь день, не выходя, товарищи провели в избушке.
— Про какую гармонь говорила Эльвира? — полюбопытствовал Лундстрем.
Но Олави отмахнулся:
— Дело прошлое, — и как-то ласково улыбнулся.
На другой день пришла утомленная Эльвира и сказала, что Сунила знает все и через два дня придет за оружием.
Олави и Инари решили пойти на лесозаготовки. Лундстрем хотел поехать на юг, уже по железной дороге.
Они не успели далеко отойти от Сала. В соседнем хуторе их ждала новость.
Ленсман только что собрался и уехал в Сала вместе с двумя молодцами из местной организации шюцкоров.
Две женщины отыскивали в лесу около Сала ушедшего оленя. Нашли они его около кучи вкусного мха, и под этим мхом было скрыто много оружия.
Надо бы этим бабам молчать, но они перепугались и побежали к ленсману и все, как перепуганные сороки, выложили ему. Ленсман, взяв в подмогу отделение расквартированной в селе части, пошел в лес и, подтвердив протокольно бабьи россказни, конфисковал находку.
Теперь, говорят, местные «активисты» получат конфискованное оружие. Но интересно знать, откуда это оружие могло появиться в наших местах. Правильно говорят, что в эту зиму произойдут разные неожиданные события.
Товарищи уже не слушали этих рассказов и пересудов. Ясно было одно: транспорт провалился. Это — больше, чем могло вынести самое крепкое сердце.
И они стояли ошарашенные среди двора, боясь произнести слово и поднять глаза друг на друга.
«Коскинен ошибся во мне», — горько думал Инари.
«Значит, все было напрасно», — ныла душа Лундстрема.
Олави думал о том, что творится сейчас с Эльвирой, и, потупя глаза, молчал.
И ни один из них долго не мог произнести ни слова. Постигшее их несчастье казалось безмерным.
Наконец, еле шевеля пересохшими и бледными губами, Инари выдохнул:
— Товарищ Ленин… товарищ Ленин учит нас никогда не сдаваться.
— Ленин организовал революцию, а мы провалили оружие, — с отчаянием сказал Лундстрем. — Мы должны достать оружие — не это, так другое. Для чего же мы остались в живых, если поручение нами не будет выполнено!
Больше говорить было не о чем.
Часть вторая
ГЛАВА ПЕРВАЯ
В конце 1919 года всех здоровых парней прихода, достигших двадцати лет, призвали, ощупали их мускулы, постучали пальцами по спине, признали годными и направили в казарму. Унха, знавший все тяготы жизни торпаря и лесоруба, тоже был с этими ребятами, но в казарму не пошел, а отправился на север, на лесоразработки. Через два месяца нашли его в лесной хижине, арестовали и в наручниках отправили в город Улеаборг. Там он в первый раз увидел железную дорогу. Наручники натирали ему кожу у запястья.
В Улеаборге зачислили Унха в северный егерский батальон; всего прослужил он в армии год и восемь месяцев, из них — два месяца штрафных за дезертирство. Восемь месяцев из этого срока отбывал он в пограничном отряде поручика Лалука.
Здесь Унха научился владеть оружием — винтовкой русского образца 1891 года, трехлинейной и облегченной винтовкой японского образца.
Поручик Лалука на судьбу свою не жаловался, но в глубине души считал себя обиженным. Мало того что ему приходилось жить в этой окаянной местности, в пограничной холмистой тундре, сюда присылали для службы самых отпетых ребят, прямо из дисциплинарных рот.