В темном-темном космосе (сборник)
Шрифт:
Рослый и дородный, обычно он был спокоен, но сегодня жутко нервничал; это проявлялось и в осанке, в походке. По своей фешенебельной спальне он расхаживал полностью одетый, но петля галстука была ослаблена, узел сбился и потерял форму.
Фэй Дональдсон сидела на краю двуспальной кровати. Она была хороша собой, особенно сейчас, с убранными на ночь в конский хвост белокурыми волосами, в стареньком, но вполне годном пеньюаре и полунадетых шлепанцах.
– Уолтер, пожалуйста, перестань ходить.
Муж лишь поморщился в ответ. Сутулясь, он дошел до стенки, повернул обратно.
– Дорогой, это было в последний раз.
– Хочется верить, – вздохнул Дональдсон. – Иначе, Фэй, я не выдержу. Правда, не знаю, как мы будем жить дальше, если это повторится.
– Не повторится, я совершенно уверена, – пообещала жена.
– Спать хочешь? – спросил он.
– Нет, нисколечко, – ответила она.
Но у нее опускались веки, слабело внимание. Сколько раз в последнее время Дональдсон вот так же в страхе наблюдал, как к ней подкрадывается сон, этот предатель, открывающий потайную дверцу врагу.
– Два раза на этой неделе, – напомнил он. – На прошлой – трижды. И до того столько же.
– Уолт, больше такого не будет, – твердо сказала Фэй. – Я абсолютно уверена.
Он пропустил слова жены мимо ушей.
– Снова и снова… Фэй, разве я неврастеник? Разве я узколобый ревнивец? Скажи наконец правду. Объясни, что происходит.
– Уолтер, ты у меня замечательный. Мы уже четыре года вместе, и ты всегда был хорошим мужем. Лучшего и желать нельзя.
– Спасибо. Но разве ты меня не называла узколобым ревнивцем? На той вечеринке, когда Том Хенли к тебе клинья подбивал, а ты была в восторге, помнишь?
– Помню, – кивнула она. – И вовсе я не была в восторге.
– Я тогда сцен не устраивал, – продолжал Дональдсон. – А эти телефонные звонки от старого друга?
– Он горький пьяница – как налижется, так и звонит. Думаешь, приятно его утешать?
– Конечно же нет! Собственно, я о чем? О том, что никогда не задавал вопросов, куда ты ходишь, с кем время проводишь. По вечерам, когда ты из дому выскакивала, разве я хоть словом, хоть жестом…
– Да никогда я по вечерам не выскакивала, – перебила жена. – Ну, может, в кино раза два.
– Я же не в упрек! – Лицо у Дональдсона было суровое, напряженное. – Просто хочу сказать, что ревнивец на моем месте, параноик какой-нибудь, ко всем этим мелочам обязательно придирался бы. А я – ни-ни. Я не узколобый! Что, разве не так?
– Конечно же так. – Фэй уже пошатывалась, сидя с полусмеженными веками.
Дональдсон едва не застонал. Он знал, что сон близок – неудержимый, непобедимый, – а под прикрытием сна крадется опаснейший враг. Но прежде чем враг запишет на свой счет очередную победу, необходимо что-то сказать, как-то изменить безжалостный ход событий.
– Так к чему я, собственно, веду, – резко повысил голос Дональдсон, и жена вздрогнула, распахнула глаза. – А веду я вот к чему: на моем месте точно так же реагировал бы любой мужчина. Дело, следовательно, не во мне, а в тебе, ведь это по твоей вине я оказался в нелепейшей ситуации. Ну скажи, кому такое может понравиться?
– Ничего плохого я не делала, – возразила Фэй. – У меня не получается контролировать… Я жертва обстоятельств, точно такая же, как и ты. Уолтер, ты не вправе меня винить.
– То есть как это не вправе! – изумился Дональдсон. – Это с тобой происходит, не со мной.
– Господи, – тяжко вздохнула она, – когда же это кончится? Уолт, милый, я сегодня на работе вымоталась, и уже так поздно.
Она сбросила шлепанцы, легла, медленно закрыла глаза.
– Нет, черт возьми! – вскричал муж, потрясая кулаками. – С этим надо разобраться сейчас же, пока снова не началось. Надо, Фэй! Если повторится – клянусь, я не знаю, что сделаю!
Своего он добился – разбудил жену.
– Милый, успокойся, сегодня ночью ничего не будет. Это просто исключено, потому что у меня совершенно нет сил. Сколько времени?
– Два десять.
– Боже…
– Я понимаю, понимаю, – взял Дональдсон убеждающий тон, – уже очень поздно, ты устала. Но мы должны что-то сделать, прежде чем это повторится. Думай, милая, думай. Почему с тобой такое происходит? Не с кем-нибудь, а только с тобой?
– Я сто раз говорила, – едва шевеля от изнеможения губами, ответила Фэй, – что понятия не имею. Если бы что-нибудь понимала, ну хоть самую капельку, обязательно бы рассказала, клянусь. Мне это так же противно, как и тебе.
На лице Дональдсона появилась ироническая ухмылка.
– Ты мне не веришь?
– По-моему, тебя все устраивает, – сказал муж.
– Уолт! Как ты можешь!
– Все это происходило на моих глазах, забыла? Трижды на той неделе, дважды на этой. И тебе всякий раз нравилось.
– О господи! – Снова у нее закрылись глаза. – Уолт…
– Что?
– Я хочу сказать… – Последовала почти минутная пауза. – Я хочу сказать… – Она резко открыла глаза. – Я что-то сказала?
– Ничего.
– Как же в сон клонит, – пожаловалась Фэй. – Но я хотела сказать… – У нее опустились веки.
– Сейчас спать нельзя! – закричал Дональдсон. – Нельзя, Фэй!
Врастяжку, как под наркозом, она пролепетала, не открывая глаз:
– Не могу, засыпаю… Прости…
Муж наклонился к ней и зашептал на ухо:
– Кто он? Фэй! Кто он, скажи.
Она застонала, но не ответила.
Уолтер Дональдсон расхаживал взад-вперед по ярко освещенной фешенебельной спальне и посматривал на жену, уснувшую на удобной двуспальной кровати. Он потер лицо, покрытое жесткой черной щетиной, и ссутулился еще больше.