В тине адвокатуры
Шрифт:
— Темное дело, — сказал Новский окончив чтение, — но только не самоубийство.
— А что же, по вашему? — усмехнулся Сергей Павлович.
— По-моему, князь отравлен.
— Кем же это? Пощадите.
— Кем? Разъяснить это и есть задача следствия. Что смерть князя последовала от вмешательства посторонней руки — если этого из дела ясно не видно, то это чувствуется. Согласитесь сами, человек совершенно здоровый, богатый, собирающийся ехать в гости в половине будущего сентября к брату, вдруг ни с того, ни с сего травится сам. В этом нет логики.
— А в том, что князь отравлен, конечно домашними, так как посторонних в доме не было, разве есть логика? У кого какие мотивы могли бы быть для этого? — спросил Карамышев.
— Мотивы. Мотивы, их надо сыскать. Это тоже одна из главных следственных задач… — заметил Леонид Иванович.
— Вы хотите решить уравнение со всеми неизвестными? Я за это не берусь. Я заявлю вам это официально! — почти грубо отвечал Сергей Павлович.
— Зачем волновался, добрейший Сергей Павлович, поработаем и подумаем вместе, — мягко произнес Новский.
— Нечего думать, нечего и работать. Самоубийство ясно как Божий день. Если не умышленное, то случайное.
— То есть как случайное?
— Так! Князь, по уходе Якова, мог опрокинуть и пролить рюмку, наполнил ее снова водой и стал сам капать лекарство. Руки, как случается у стариков, затряслись. Он перелил и не заметил.
— Это предположение основательное, не говорю, но все-таки лишь предположение.
— Чем же оно хуже вашего, тоже предположения?
Карамышев сомневался сам, но говорил лишь из желания противоречить.
— Так-то так, но мне сдается, что я правее… — задумчиво отвечал Новский.
— Не могу спорить. Ведь вам чувствуется! — подчеркнул Карамышев. — Что же тут спорить?
— Надо все-таки подумать! Я пройдусь по саду! — заметил Новский и встал.
— Прогуляйтесь, желаю надуматься, или лучше обдуматься, — уязвил его Сергей Павлович, и тоже вышел вслед за товарищем прокурора.
Беседа их происходила в комнате Николая Леопольдовича.
Последний был у княгини, наверху.
Погуляв по саду, юный жрец Фемиды отправился на задний двор, прислушаться к толкам дворни.
Проходя мимо кухни, все окна которой были открыты, он услыхал голоса.
— Уж не Яков-ли Петрович это ему подсудобил, помните, Коронат Иванович, а намеднясь грозился… — говорил один голос.
— Что ты без толку брешешь, — остановил его другой, — долго-ль так невинного человека погубить. Со злости тогда, что красоту его испортили, сболтнул, а то статочное ли дело на убийство решиться. В уме ли ты, парень. Смотри сам под ответ не попади. Следственник его уже допрашивал, он сам говорил, что все дотошно показал. Уйди от греха.
Голоса смолкли.
Дверь кухни отворилась и на пороге показался знакомый нам кучер Степан.
Леонид Иванович внимательно посмотрел на него, но ни сказал ни слова и отправился в дом.
— Что, надумалось? — уколол его Карамышев, которого он застал на передней террасе.
— Надумался. Когда пожелаете продолжать следствие, я к вашим услугам.
— Что же продолжать? Оно окончено? — уставился на него тот.
— Мне бы хотелось предложить вам допросить еще несколько свидетелей. Я кажется имею на это право? — в свою очередь съязвил Новский.
— 281 и 286 статья устава уголовного судопроизводства. Знаю-с, знаю-с. Имеете, полное имеете. Извольте, всю дворню и даже всю деревню допрошу, приказывайте — обозлился Сергей Павлович.
— Приказывать я вам не смею, да это мне было бы и не к лицу. Вы годитесь мне в отцы. Но воспользоваться правами, предоставленными не лично мне, а занимаемому мною положению законом, я не премину… — с достоинством отвечал Леонид Иванович.
Сергей Павлович смолчал, ограничившись язвительной улыбкой.
— Тем более, что в интересах раскрытия истины я попрошу допросить лишь двух, или четырех человек… — продолжал тем же тоном товарищ прокурора.
— Это милостиво, сжалились надо мной стариком… — с комическим почтением поклонился Карамышев.
Новский только улыбнулся.
— Угодно начать сейчас? — после некоторой паузы спросил его следователь.
— Извольте, я свободен! — отвечал тот.
Они отправились вниз.
— Кого же вам будет угодно еще допросить? — спросил Карамышев Новского, усевшись за стол.
— Княжеского повара.
— Какого? Их два.
— Так обоих.
Сергей Павлович пожал плечами и приказал дежурившему у дверей сотскому позвать поваров Короната Ивановича и Сакердона Николаевича по очереди.
Первый явился Коронат.
После предварительных расспросов Карамышев спросил:
— Что известно тебе о смерти князя Александра Павловича?
— Нам ничего не известно, потому что мы на кухне, — ответил Коронат.
Карамышев вопросительно с усмешкой поглядел на Невского.
— Скажите, свидетель, — начал тот, — кто полчаса тому назад говорил у вас на кухне, что не дело-ли это Якова Петровича, так как он грозился когда-то?
Коронат вздрогнул от неожиданности и удивленно уставился на товарища прокурора. Карамышев стал необычайно серьезен.
— Это, ваше высокоблагородие, кучер Степан болтал.
— Расскажите же нам, что он болтал?
Коронат Иванович подробно передал, как разговор Степана с ними на кухне, случайно слышанный Невским, так и сцену в кухне в день отъезда Николая Леопольдовича, уже известную читателям.