В тишине
Шрифт:
— Они тут были, когда мы пришли? — уставилась на них Ханна. — Мне показалось, я услышала какой-то треск, как раз до того, как голос Элис сорвался. Наверно, дети хулиганили.
Глубоко вдохнув, Аннальес поторопила их прочь из клуба внутрь обветшалого микроавтобуса.
— Смотритель будет тут через минуту, чтобы все закрыть. Я ему объясню. Будь я проклята, если они заставят нас заплатить за это.
Измученные женщины тащились к микроавтобусу и ждали в сырой прохладе прихода своего координатора. Ханна уже дождаться не могла восхождения на пятый этаж к своей кровати. Это был очень длинный день.
Существо висело где-то на краю мрака, очень далеко от своего истока, пустота
Бесформенный силуэт отчаянно беззвучно завыл, эмоция вибрацией прошла по его поверхности. Это был его провал. Оно не могло получить того, что хотело. Поглощенные органы работали только на функциональном уровне, воспроизводя примитивные звуки, когда существо заставляло их приходить в действие, мысленно манипулируя ими, словно они были механизмом. Но сколько бы оно ни старалось, не могло заставить воздух резонировать, заполнять и затрагивать его пустоту, как это происходило у истинных хозяев органов. Его заполнила ярость, которая пришла в виде звука кимвал [15] и ударников и создала насыщенное звучание в голове пришельца. И пока из расщелин неба исходил звук, оно слышало только тишину, и теперь не могло отказаться от этих звуков. Оно не вернется, не может, пока не сумеет унести эти звуки с собой.
15
Или цимбал — очень древний музыкальный инструмент, состоящий из полых медных полушарий, которыми ударяли друг о друга, наподобие наших литавров.
И после бесплодных усилий и поисков по всему городу, оно ждало — ничто на краю ничего в ожидании пока голоса вновь позовут его.
Глава десятая
После короткого переезда от центра Миллениум к Мэрмеид Куэй, Мария Бруно, или, если короче, Мэри Браун, как ее окрестили не так далеко отсюда, ждала, когда Мартин раскроет зонт, после вышла из отполированного до блеска черного седана и элегантно прошагала к пятизвездочному отелю Св. Давида. Она не обратила внимание на своего так называемого менеджера и, к несчастью, по совместительству мужа, который стремглав бросился за ней, заботясь о том, чтобы зонт прикрывал ее хорошо уложенные волосы. Наверное, он именно для этого и был годен лучше всего — исполнять роль прислуги.
Оно поборола приступ раздражения, которое хотело проявиться в лице. Никогда не стоит показывать свои чувства. Если бы только она поняла ограниченность Мартина в самом начале. Но тогда им вскружила голову любовь — трудно было даже вспоминать. А кто сомневается в предмете своего обожания? Все женщины хотят верить, что их мужчины сильные и умелые. Совсем как герои и любовники в операх, на которые она потратила так много времени своей жизни.
Автоматическая дверь разошлась, она прошла в лобби с высоко поднятой головой, махнув запястьем Мартину, отгоняя него, и зонт исчез. Яркие огни осветили ее лицо, и она слегка опустила голову так, чтобы морщины на шее не были заметны. Вход в любую комнату был для Марии Бруно, как выход на сцену. Она была звездой, а на звезд всегда смотрели люди. Если бы только так называемые звезды наших дней понимали это. Возможно, тогда надевали бы нижнее белье, выходя из дома. Мир забыл, что такое «уровень», и она намеревалась напомнить ему об этом.
Хотя она должна была принять, исключительно наедине сама с собой, что некоторые из этих недолговременных звезд имели больше поклонников, чем она сейчас. Но в этом она могла винить Мартина. Он не обеспечивал прослушивания, которые нужны были ей, чтобы покорить европейскую сцену. Прослушивания. Одно только слово ввергало в шок. Кто бы мог подумать, что Мария Бруно, лучшее сопрано из Валли [16] будет нуждаться в прослушивании, пока несколько лет назад ей не пришлось пробивать себе дорогу, ища предложения.
16
Сельская местность на западе Англии.
Ее сердце заныло, и в компенсацию она подняла подбородок. Кружащие по просторному и равнодушному вестибюлю несколько человек повернули в ее сторону головы и зажужжали между собой, проявляя узнавание. Некоторые указывали в ее направлении. Едва ли было удивительным, что ее узнавали, хотя она очень сомневалась, что хоть кто-нибудь из них слышал ее пение. Ее лицо было на постерах конкурса, растянутых на рекламных щитах по всему городу. Она притворилась, что ничего не заметила. В том, чтобы замечать поклонников, «уровня» не было. Истинным звездам была присуща холодная отчужденность. И это не были ее поклонники, не в самом деле. Это были не те люди, которые ждали у дверей Королевского оперного театра в ночь, когда «Ковент-Гарден» страдал от такого мощнейшего дождя, который Кардифф даже не видывал, простаивая часами ради одного-единственного автографа. К тому же здесь она была, чтобы судить плебейское шоу талантов, просто чтобы напомнить миру о себе. Как минимум финал покажут по телевидению, а она будет там петь. Это уже кое-что. Возможно, это поможет договориться об альбоме. Да и отель был мирового класса, следовало отдать должное организаторам за это. Казалось, прошло уже много времени с тех пор, как ее так баловали.
Ее каблуки застучали по бесконечному мраморному полу, она не подождала, пока Мартин разберется с видавшим виды зонтом.
— Я прямо наверх. Увидимся утром, — она говорила, не смотря на него, вся сосредоточенная на кнопках вызова лифта. — Сделай милость, спроси, может ли обслуга принести мне в номер фруктовый салат через полтора часа. — Если бы она смотрела на него, он бы увидел ее недовольство и сожаление; какая бы любовь их не свела некогда, теперь ее и след простыл. Она не хотела, чтобы он это увидел. Он что-то бормотал ей, когда дверь, к счастью, закрылась и лифт заурчал, поднимая ее на пятнадцатый этаж в сюит. Было блаженством ощутить хотя бы минуту покоя.
Часом позже, после валяния в ванной женщина наслаждалась кусочком арбуза из красиво украшенного фруктового салата, который официант оставил на ее столике, пока она купалась. Тщательно вымыв лицо, она нанесла новый легкий слой макияжа с натуральным розовым оттенком помады и тушью. Она не ждала гостей, но ведь никогда не знаешь, кто может постучать в дверь, а десять вечера не то время, когда можно с уверенностью сказать, что тебя уже не потревожат. Только гася последние огни, она могла позволить своей коже свободно задышать и обвиснуть, как у любой другой 52-летней женщины даже с регулярным ботоксом. Тогда она накрутит свои волосы на бигуди, прежде чем обмотать голову шарфом и аккуратно ляжет спать на спине. Но сейчас она оставалась как бы невзначай гламурной.
Занавески в номере тревожил легкий бриз, и, подняв бокал с шампанским, Мария Бруно, смотрела на балкон и через него. Погода была холодной и режущей, а после горячей ванны ее кожа пощипывала и стягивалась. Ощущения были приятны. Немного приоткрыв дверь, она смотрела на воду, игру лунного света, подмигивающего ей, отражаясь от поверхности водной глади. Она улыбнулась, неожиданно без усилий став моложе своих лет. Как прекрасно. Уэльс был прекрасен. Почему-то спустя столько времени она позабыла об этом.