В то давно минувшее лето...

Мартон Сандра

Конечно, ее творению было далеко до моделей Джеймса Галаноса или Оскара де ла Рента. Но оно выглядело изысканно, что, собственно, и требовалось, и, надеялась Уитни, выдержит несколько часов.

Она зачесала волосы с висков назад и заколола их парой старинных резных гребней, распустив по плечам прямым шелковым водопадом. Обычно она не пользовалась яркой косметикой, но шелк цвета слоновой кости придавал ей бледность, и пришлось наложить слой черной туши на темные от природы ресницы. Потом она нанесла кисточкой темно-розовые румяна на скулы и покрыла

губы бледно-розовым блеском. Когда она вдевала в уши жемчужные серьги своей матери, руки у нее дрожали – и продолжали дрожать, пока она застегивала замок ожерелья, усыпанного сапфирами и бриллиантами, и аккуратно поправляла его V-образяый конец в ложбинке у горла.

Наконец все закончено. Из зеркала на нее смотрела холодная таинственная незнакомка. Никогда никто не догадается, что сердце у нее в груди превратилось в льдинку.

– Будь что будет, – прошептала она с нервным смешком и вышла из спальни в коридор.

Когда она спустилась уже до середины лестницы, решительность чуть было не изменила ей. Мужские голоса послышались от дверей библиотеки, и внутри у нее все сжалось.

Еще можно взбежать по лестнице и скрыться в своей комнате…

– Уитни!

Она посмотрела вниз, где у начала ступенек в одиночестве стоял ее отец. Обычно румяное, его лицо сейчас было бледным, а на губах застыла вежливая улыбка.

– Вот и ты, моя дорогая. Мы с мистером Бароном уже начали беспокоиться, что могло так задержать тебя.

Она сглотнула.

«Ты на коне», – убеждала она себя, и из последних сил изобразила такую же вежливую улыбку.

– Прости, папа, – сказала она. Ее голос слегка дрожал, и она откашлялась. – Я надеюсь, что не заставила вас ждать слишком…

– Заставила. Но это стоит того. – Голос был низким и повелительным.

Сердце Уитни оборвалось, но ничего не отразилось на ее лице, когда она посмотрела в сторону библиотеки.

Сердце ее затрепетало. Не было больше мальчика, которого она знала, вместо него стоял красивый, зрелый мужчина, которого она никогда не узнала бы через столько лет. Его волосы медового цвета, которые раньше падали на плечи, были причесаны и подстрижены дорогам парикмахером и едва касались воротника его черного парадного пиджака. Барон еще и вырос, или по крайней мере возмужал. Мальчик, которого она помнила, был худым, а мужчина, стоявший перед ней, – широкоплечий и мускулистый.

Она интуитивно поняла, что он стал слишком взрослым, чтобы кто-то осмелился назвать его тем детским именем.

– Уитни?

Голос отца заставил ее очнуться. Она отвела взгляд от Александра Барона и заставила себя пройти последние несколько ступенек вниз. У подножья лестницы она замешкалась, ее глаза снова приковала к себе фигура в дверном проеме библиотеки.

Нет, не все в нем изменилось. Его глаза, эти холодные голубые глаза остались прежними, обрамленные густыми ресницами, такими же густыми и темными, как и у нее. И кожа осталась такой же золотистой от поцелуев солнца. И его рот, этот жестко очерченный рот…

– Ну, – промурлыкал

он. – Я прошел осмотр? Она смущенно заморгала. Его губы язвительно искривились. Он смеялся над ней, и неудивительно. Она спустилась вниз с намерением сразить его своей холодной изысканностью, а сама вместо этого уставилась на него.

Краска залила ее щеки, но она опустила голову в легком поклоне, достаточно высокомерном.

– Мистер Барон, – проговорила она, идя ему навстречу. Равнодушие тона обрадовало ее. – Добро пожаловать на ранчо Тернеров! Простите, что я так разглядывала вас, – я пыталась вспомнить, где я вас видела раньше.

Она услышала, как ее отец хмыкнул, увидела, как брови Барона поднялись от удивления.

«Один – ноль в мою пользу», – подумала мрачно Уитни, протягивая ему руку.

Слабая улыбка проскользнула по его губам.

– Правда? – Его пальцы сомкнулись вокруг ее руки, сильные и холодные.

Она смешалась, но только на секунду. Он улыбался, но глаза оставались холодными. «Не так грубо, – казалось, говорил он. – Я тебя раскусил».

Нет, не раскусил. Вечер только начался. И чем дольше он продлится, тем больше она наберет очков в свою пользу – и тем слаще будет победа.

Уитни тряхнула головой так, что волосы рассыпались у нее по плечам.

– Вы мне кажетесь знакомым, – сказала она мягко, слегка нахмурив лоб. Его рука все еще сжимала ее руку, и довольно сильно, так что ей стало неудобно. – Ну, конечно, это было так давно. – Она посмотрела на отца. – Сколько, ты говоришь, прошло лет с тех пор, как мистер Барон работал у нас, папа? Девять? Десять?

Дж. Т. воззрился на нее в полном замешательстве.

– Девять, – сказал он с ударением. – Ты ведь, конечно, помнишь, Уитни?

Она пожала плечами.

– Боюсь, что нет. Барон выдавил улыбку.

– Неужели?

– За это время на ранчо сменилось так много работников… – Она ослепительно улыбнулась ему. – Прошу извинения. Но я уверена, что к концу обеда я вас обязательно вспомню.

Его улыбка изменилась, превратившись в нечто такое, от чего у нее по спине поползли мурашки.

– Вы обязательно вспомните, мисс Тернер. Обязательно.

Она пристально посмотрела на него, пытаясь прочесть его мысли под холодной маской, но глаза Барона были непроницаемым стеклом, темным и ничего не выражающим. «Изобрази раскаянье, хотя бы немножко», – сказала она себе, но что-то в том, как он смотрел на нее, заставило ее напрячься.

– Увидим, – сказала она, и ее голос был таким же тихим и холодным, как его.

– Уитни! – В голосе отца звенела ярость. Он шагнул к ней, его лицо горело, а в глазах было гневное предупреждение.

Она улыбнулась.

– Да, папа?

– Мне бы хотелось поговорить с тобой минутку. – Улыбка, которую он подарил своему гостю, была натянутой. – Мне пришло в голову, что я никогда прежде не спрашивал свою дочь, какие вина она предпочитает. Извините, мы на минутку.

Рука Александра Барона снова сжала ее руку и наконец отпустила.