В тупике [= Смеющийся полицейский] (журнальный вариант)
Шрифт:
– Наш лучший шанс… – сказал Хаммар и посмотрел на часы.
– Это внутренний розыск, – докончил за него Колльберг.
– Именно так. Из десяти случаев девять кончаются изобличением преступника. Не засиживайтесь долго. Это ничего не даст. Лучше, чтобы вы завтра были хорошо выспавшимися. Спокойной ночи.
Хаммар ушел, и в комнате наступила тишина. Через несколько секунд Колльберг, вздохнув, сказал:
– Что, собственно, с тобой творится?
Мартин Бек не ответил.
– Стенстрём? Да, конечно. Подумать только, сколько я этого парня ругал за все годы! А теперь он убит.
– На подмогу к нам прибывает Монссон, – сказал Мартин Бек. – Ты его помнишь?
Колльберг кивнул.
– Человек с зубочисткой, – сказал он. – Вообще-то я не верю в целесообразность массового поиска. Было бы лучше, если мы одни занимались расследованием. Ты да я и еще Меландер.
– Ну, Альберг, во всяком случае, неплох.
– Без сомнения, – сказал Колльберг. – Но сколько убийств он мог расследовать в Мутале за последние десять лет?
– Одно.
– Вот именно.
Вновь наступила тишина. Потом Мартин Бек посмотрел на Колльберга и спросил:
– Что делал Стенстрём в том автобусе?
– Вот именно, – сказал Колльберг. – Какого черта ему было там находиться? Может, из-за девушки? Той медсестры?
– И брать на свидание оружие?
– Возможно. Чтобы придать себе солидности.
– Он был не из таких, – сказал Мартин Бек.
– Однако он часто таскал с собой пистолет. Чаще, чем ты, уже не говоря обо мне.
– Да. Когда был на службе.
– Я видел его только на службе, – сказал Колльберг сухо.
– Я тоже. Но нет сомнения в том, что он погиб первым в проклятом автобусе. А все же успел расстегнуть две пуговицы плаща и вытянуть пистолет.
– Это свидетельствует о том, что он их расстегнул заранее, – задумчиво сказал Колльберг. – Необходимо учесть.
– Да.
– Хаммар что-то такое говорил на сегодняшнем воспроизведении ситуации.
– Да, сказал Мартин Бек. – Он говорил, что в нашей версии что-то не вяжется: сумасшедший не действует с таким подробно разработанным планом.
– И какие отсюда следуют выводы?
– Стрелявший не сумасшедший, или скорее это убийство не ставило целью вызов сенсации.
– Чушь! – Колльберг сердито передернул плечами. – Стрелял, конечно, какой-то психопат. Из всего, что мы знаем, можно сделать один вывод: он теперь сидит перед телевизором и наслаждается эффектом. То, что Стенстрём был вооружен, ничего не доказывает, поскольку мы не знаем его привычек. Возможно, он был в обществе той медсестры или ехал в какой-то ресторанчик или к приятелю. Может, он поссорился со своей невестой или поругался с матерью и ездил автобусом, так как идти в кино было уже поздно, а больше было некуда деваться.
– По крайней мере, все это можно проверить, – сказал Мартин Бек.
– Да. Завтра. Но есть одна вещь, которую надо сделать немедленно. Прежде, чем ее сделает кто-то другой.
– Осмотреть его письменный стол в Вестберге, – сказал Мартин Бек.
– Просто поразительно, как ты умеешь делать выводы, – сказал Колльберг.
Он запихнул галстук в карман и начал одеваться.
Дождя не было, но стоял туман, и ночной иней припорошил деревья и крыши домов. Видимость была плохая, и Колльберг тихонько ругался, когда машину заносило на поворотах. За всю дорогу до полицейского участка в южном районе города они перебросились только двумя фразами. Колльберг спросил:
– Как ты думаешь, те, которые совершают массовые убийства, уже были преступниками и раньше?
– Сплошь да рядом. Но далеко не всегда, – ответил Мартин Бек.
В участке на Вестберге было тихо и безлюдно, они молча перешли вестибюль, поднялись по лестнице, на втором этаже нажали на соответствующие кнопки цифрового замка и зашли в кабинет Стенстрёма.
Колльберг на мгновение заколебался, затем сел и потянул за ящики. Они были не заперты.
Комната была совершенно лишена каких-либо особых примет. Только на подставке для ручек лежали две фотографии Стенстрёма. Мартин Бек знал почему. Стенстрём впервые за много лет должен был получить свободные дни на рождество и Новый год. Он намеревался поехать на Канарские острова, даже заказал билеты на самолет. Фотографии он сделал для нового паспорта.
«Вот и поехал», – подумал Мартин Бек, глядя на фотографии.
Стенстрём казался моложе своих двадцати девяти лет. У него был ясный, открытый взгляд, зачесанные назад темно-каштановые волосы, которые даже на фотографии казались немного непослушными.
Когда он только что пришел к ним в отдел, кое-кто из сотрудников посчитал его несколько наивным и ограниченным. Такого мнения придерживался и Колльберг, который часто подтрунивал над новым сотрудником. Но это было раньше. Мартин Бек вспомнил, как они однажды поссорились с Колльбергом из-за Стенстрёма. Мартин тогда спросил:
– Какого черта ты все время цепляешься к парню?
И Колльберг ответил:
– Чтоб сломать его показную самоуверенность и дать ему возможность приобрести настоящую. Чтобы он стал хорошим полицейским.
Может быть, у Колльберга были тогда основания. По крайней мере, Стенстрём с годами стал хорошим полицейским, трудолюбивым и достаточно сообразительным. Внешне он был настоящим украшением полиции – красивый, с приятными манерами, натренированный, спортсмен. Хоть бери его и снимай для рекламного плаката, чего нельзя было сказать о многих других. Например, об обросшем жиром Колльберге. Или о стоике Меландере, внешний вид которого не противоречил тезису, что самые нудные люди часто бывают наилучшими полицейскими. Или о красноносом, неказистом Рённе или Гюнвальде Ларссоне, который мог на кого угодно нагнать страху своим гигантским ростом и грозным взглядом. Или о нем самом, Мартине Беке. Он вчера вечером посмотрел на себя в зеркало и увидел длинную, понурую фигуру с худым лицом, широким лбом, крепкими скулами и недовольными серыми глазами.
Обо всем этом Мартин Бек думал, глядя на предметы, которые Колльберг один за другим вытягивал из ящиков и складывал на стол.
С тех пор как Стенстрём положил на полку служебную фуражку и продал давнему приятелю из полицейской школы свою форму, он работал под руководством Мартина Бека. За пять лет он научился практически всему, что должен знать сотрудник полиции, возмужал, преодолел неуверенность и робость, оставил свою комнату в отцовском доме, а затем поселился вместе с женщиной, на которой, по его словам, думал жениться. В это время умер его отец, мать переехала в Вестманланд.
Мартин Бек должен был знать о Стенстрёме почти все, но на самом деле его знания были ограниченными.
Порядочный парень. Честолюбивый, настойчивый, ловкий и сообразительный. А с другой стороны немного робкий, все еще несколько наивный, совсем лишен боевого запала, к тому же довольно неуравновешенный. Но кто не без этого?
Может быть, у него был комплекс неполноценности? Например, перед Гюнвальдом Ларссоном, который когда-то за пятнадцать секунд вывалил ногой дверь и одним махом сбил с ног сумасшедшего буяна, вооруженного топором. А Стенстрём сгонял в двух метрах и взвешивал, что ему делать.