В тылу врага
Шрифт:
В ту же минуту пароход вздрогнул, как будто предсмертная судорога прошла по его изуродованному, обожженному телу, поднялся на дыбы и стремительно ушел в воду. Огромная черная воронка втянула вслед за ним всех, кто находился поблизости.
Когда Семенцов, мокрый, задохшийся, подогнал лодку к месту катастрофы, на поверхности моря виднелось лишь несколько женских голов и четыре намокшие подушки с детьми. Семенцов принялся втаскивать их в лодку. Один человек подплыл сам. Это был кочегар парохода, с черным лицом и обожженной, в волдырях рукой.
Костя заметил неподалеку от лодки ребенка на подушке, она почти совсем погрузилась в воду. Видя, что Семенцов занят, Костя прыгнул в море, подплыл, ухватил намокшую, скользкую подушку и поплыл обратно. Он чувствовал, что его тянет вниз, но не выпускал подушки, поддерживая одной рукой ребенка, чтобы его голова находилась над водой. Семенцов вытащил обоих.
Всего удалось спасти трех взрослых и четырех детей — тех самых, которые были привязаны к подушкам. Своим спасением они были обязаны женщине, у которой загорелись волосы. Но сама она погибла.
–
— Тетя Даша… тетя Даша… — беззвучно шептал Костя. Он сидел на корме, с него текла вода, но он этого не замечал. Он смотрел, как устраивают Семенцов и кочегар плачущих и обессиленных женщин, передавая им на руки детей, и продолжал шептать: — Тетя Даша… тетя Даша…
В лодке негде было повернуться, приходилось соблюдать большую осторожность. Хорошо еще, что море было спокойно. Кочегар и Семенцов сидели рядом и гребли. Было темно. Только далекое дымное зарево в степи указывало, где находится берег.
Когда прошли около половины пути, из темноты неожиданно послышался слабый голос: «Лодка! Лодка!» Костя повернул на голос. Вскоре они увидели женщину, плывущую на спине. В поднятой руке она держала сверток. Вероятно, она была отличным пловцом, если сумела отплыть на такое большое расстояние от парохода. Что с ней делать? Места в лодке не осталось ни вершка.
Семенцов и кочегар посоветовались между собой. После этого Семенцов быстро разулся, скинул форменку, брюки и осторожно, чтобы не качнуть глубоко сидящую лодку, перебрался к Косте на корму, а с кормы ловко спустился в воду. Он подплыл к женщине, помог ей взобраться — тоже с кормы, — в лодку. Костя потеснился, и женщина очутилась рядом с ним. А Семенцов поплыл позади лодки, изредка, для передышки, держась рукой за кольцо на корме. Корма сидела теперь совсем низко. Костя пересел к кочегару и взял у него одно весло.
То, что издали выглядело свертком, оказалось ребенком в одеяльце. Спасенная женщина, едва усевшись, принялась развертывать одеяльце, гладить и согревать ребенка своим дыханием. Он был странно тих. Мать не замечала этого, прижимала его к груди, баюкала. Она была еще очень молода, с виду совсем девочка. «Баю-бай, засыпай…» — напевала она слабым голосом. Одна из женщин вдруг заплакала. Молодая мать испуганно взглянула на нее, прошептала:
— Не надо… не надо… он спит. Вовочка, ты спишь? Скажи маме: Здравствуй, мама! Здравствуй, Вовочка, здравствуй, сыночек! — Плечи ее задрожали. Может быть, — она помешалась? Костя боялся смотреть на нее.
Наконец, показалась пристань. Лодка причалила. На пристани их встретили Теляковский, Слава и Михайлюк.
5
Костя со страхом ждал, что Слава спросит его о матери и сестренке. Но Слава ни о чем не спрашивал. Он сразу увидел, что среди спасенных их нет.
Детей начали переодевать в сухое, использовав для этого имущество детского сада, которое осталось на пристани. Женщинам переодеться было не во что. Они отошли за угол пристанского склада, сбросили с себя все, выжали и опять надели. После этого, предводительствуемые Теляковским, они направились вверх, к прибрежной дороге.
Семенцов что-то тихо сказал Михайлюку и кочегару, потом нагнулся к Теляковскому. Тот выслушал его, сделал утвердительное движение головой. Семенцов вместе с Михайлюком и кочегаром вернулись на пристань.
Костя и Слава вели малыша, спасенного Костей. Идти в гору ему было трудно. Костя взял его на руки. Вероятно, это движение напомнило малышу о матери, он встрепенулся, позвал: «Мама!» — и заплакал.
— Сейчас пойдем к маме, — пытался успокоить его Костя. Но мальчуган продолжал звать сквозь слезы:
— Мама! Хочу к маме!
Вышли на дорогу. Никто больше не ехал и не шел по ней. Справа лежало море, слева в темноте смутно вырисовывался город, а в небе по-прежнему стояло дымное зарево. Несколько минут все прислушивались: не едет ли кто? Все понимали, что долго ждать нельзя и оставаться здесь опасно. Одна молоденькая мать с мертвым ребенком на руках была безучастна ко всему.
Две женщины собрались уходить пешком, когда послышалось отдаленное дребезжание. Вскоре показалась повозка, нагруженная домашним скарбом, а в повозке — мужчина. Теляковский шагнул навстречу, поднял руку. Но, вероятно, владельца повозки уже не раз пытались остановить таким образом. Он приподнялся, хлестнул лошадей.
— Стой! — крикнул Теляковский громыхающим, будто из железа сделанным голосом. Он шел прямо на скачущих лошадей. Возница натянул вожжи.
— Здесь женщины и дети с потопленного фашистами парохода, — строго сказал Теляковский. — Нужно помочь. Понятно?
— Что делают! — Человек на повозке покачал головой. — Ну, давайте!
Кочегар Вася и Семенцов, появившиеся в эту минуту, помогли женщинам взобраться на повозку. С рук на руки им передали детей.
— Теперь, хлопцы, вы на задочек! — подтолкнул Семенцов к повозке Костю и Славу.
— Я не поеду, — ответил Слава и попятился. — Я буду маму искать. — Костя испуганно взглянул на него, но Слава упрямо твердил, что не поедет.
— Тогда и я не поеду, — Сказал Костя. — Вы не беспокойтесь за нас, — обратился он к Семенцову, хотя сам очень беспокоился за Славу.
Хозяин повозки погнал лошадей с места вскачь. Когда стук колес стих, кочегар протянул Семенцову здоровую руку:
— Прощевай, матрос! Век тебя не забуду! — Он быстро пошел по дороге. А Теляковский, Семенцов и мальчики остались.