В закрытом гарнизоне
Шрифт:
Сначала он отрешенно оглядывает собравшихся, потом делает несколько шагов вперед и протягивает мне руку, – дай!
Несколько озадачено я передаю ему гитару, кто-то из ребят подвигает гостю «банку» и, усевшись на нее, парень чуть подстраивает инструмент.
Потом звенят несколько вступительных аккордов, и в воздухе рождается песня.
Автономке конец, путь на базу, домой,Тихо лодку глубины качают,Спит девятый отсек, спит девятый жилой,Только вахтенный глаз не смыкает!четко рубя слова, поет старший матрос, и мы переглядываемся.
Что он думал тогда, может, дом вспоминал,Мать, друзей или очи любимой,Только запах чужой те мечты разогнал,Что такое? Несет вроде дымом.слова незнакомы, но мы уже понимаем, о чем она, и все напрягаются
Доложить – ерунда, не уйдет никуда,И в центральном ведь люди – не боги,Поздно, пламя ревет, не успел, душу рветПерезвон аварийной тревоги!песня захватывает, по коже бегут мурашки, и мы представляем тот ад, в который превратился корабль
И кто спал и лежал, или вахту стоял,По постам боевым разбежались,А в девятом, кто встал, кто услышал сигнал,За себя и за лодку сражались!мрачным набатом резонирует гитара и пред глазами борьба за живучесть
Ну а кто не проснулся, уснул навсегда,Не почувствовав, как умирают,Что за миг до конца, им приснился тогда,То никто, никогда не узнает!Ну а дым все валит, больше нет уже сил,Гидравлические рвутся трубы,Страх и смерть в переборке восьмого открыл,Путь огню, смерть и новые трупы!Дан в отсек ВПЛ*, но огонь не поник,И спасенье теперь в десятом,Сквозь удары туда лишь доносится крик:Что ж вы держите, сволочи, гады?!Отзывается сердце на каждый удар,Рядом гибнут свои же ребята,И открыть бы, да нет, смерть войдет и сюда,И седеют от криков в десятом!на этих строках всем становится не по себе, а исполнитель сбавляет темп.
Тишина. Нет страшнее такой тишины,Смирно! Скиньте пилотки живые,Двадцать восемь парней без вины, без войныЖизнь отдали, чтоб жили другие.Встаньте все, кто сейчас водку пьет и поет,Замолчите и выпейте стоя,Наш подводный, ракетный, наш атомный флот,Отдает дань погибшим героям!После этих слов мы, не сговариваясь, встаем и замечаем, что за открытой дверью молча стоят все наши.
– Сильно, – нарушает спустя минуту, тишину Жора. – Вы написали?
– Нет, – следует отрицательный кивок, – не мы.
– Слова перепишешь?
– Как-нибудь потом, – возвращает мне гитару старший матрос, и стоящие за дверью расступаются.
Потом мы уходим на очередную отработку в море, а когда возвращаемся, соседний кубрик пуст.
А на одной из тумбочек белеет листок. Со словами той самой песни.
Кто ее написал, неизвестно до сих пор.
Но на Северном флоте песню помнят, как и тех ребят, с «К-19».
Примечание: ВПЛ – лодочная система пожаротушения.
И съели Кука
Майские лучи солнца отвесно падают с неба, серебрят ультрамариновую синь залива и пляшут зайчиками в стеклах открытых окон.
С сопок почти сошел снег, и они окрасились первой зеленью.
Сегодня суббота, в казарме закончена большая приборка, и мы с чувством выполненного долга предаемся заслуженному отдыху.
Не хватайтесь за чужие талии,Вырвавшись из рук своих подруг.Вспомните, как к берегам Австралии,Подплывал покойный ныне Кук…бодро хрипит голосом Высоцкого экипажная «Комета», а на надраенном до зеркального блеска паркете, радиометрист Вовка Кокуйский и штурманский электрик Серега Антоненко, сунув руки в карманы роб и сделав рожи ящиком, в такт словам, отбивают чечетку.
– Давай, запыживай! – радостно орут многочисленные зрители и тоже притоптывают ногами.
Впрочем, это делают не все.
На подоконнике, рядом с «Кометой», сидят два наших философа – Славка Гордеев и Леха Крылов, и внимательно слушают. Оба, прежде чем попасть на флот, учились в институтах, откуда Славку вышибли за пьянки, а Леху за неуспеваемость.
Здесь же, на банке, пристроился молодой матрос Мишка Лямин, имеющий кличку «Годок», недавно прибывший на лодку из учебного отряда.
Мишка родом из глухой сибирской деревни, весьма почитает Высоцкого и склонен всему верить.
Как в кружок, усевшись под азалией,Поедом с восхода до зари,Ели в этой солнечной АвстралииДруга дружку злые дикари…выдает очередной куплет бард, и философы изображают работу мысли.
– Во суки, че делали, своих ели, – сокрушенно вздыхает Славка.
– Им белка не хватало, а он в мясе, – солидно изрекает Леха, и приятели слушают дальше.
Лямин молча сопит носом, проникается важностью сказанного и с уважением взирает на старших.
Но почему аборигены съели Кука?За что? Неясно, молчит наука.Мне представляется совсем простая штука —Хотели кушать и съели Кука…– А хто такой Кук? – интересуется удобно расположившийся на одной из стоящих рядом коек, экипажный обжора Витька Чепурных, по кличке «Желудок», меланхолично уничтожающий пачку галет и сыто рыгает.
– Кук, это великий английский мореплаватель, тундра, – многозначительно поднимает вверх палец Славка. – Дай галету.
– Нету, – вздыхает Желудок и запихивает в рот последнюю.
…Есть вариант, что ихний вождь Большая Бука,Кричал, что очень вкусный кок на судне Кука,Ошибка вышла, вот о чем молчит наука,Хотели кока, а съели Кука.– Попробовали бы они нашего кокшу сожрать, – ухмыляется Славка, и все четверо смотрят в дальний угол кубрика.