Вадбольский
Шрифт:
— Цып-цып, — сказал я, — будем дружить?
Одна голова повернулась в мою сторону, но ящер, даже маленький, не заяц — смотреть прямо не может, повернул голову в одну сторону, глядя на меня правым глазом, потом посмотрел левым, словно курица, ближайший родственник динозавров.
Некоторое время мы молча рассматривали друг друга, затем он взвизгнул скрипучим голосом, и помчался на меня.
Я чуть пригнулся, обнаженный меч остриём в его сторону, сердце участило темп. Килеск, мелькнуло в голове, младший родственник тиранозавра, жрёт всё, как траву,
Но я же позвоночный, дурачок…
Он быстр, но млекопитающие быстрее, я ступил в сторону, а он побежал дальше, выплескивая бледную кровь из шеи, с которой слетела голова.
Похоже, это было триггером, сразу поднялись с десяток голов, раздался омерзительный писк, в мою сторону помчались шестеро килесков, точная копия тиранозавров, только ростом мне до пояса.
Я отпрыгнул, рубил и уворачивался, но увернуться можно от одного-двух, остальные успевали вцепиться в ноги, руки, я рубил и рубил, зубы сцепил от боли, прокусить рубашку и джинсы не могут, зато останутся мощные кровоподтеки, тоже не сахар.
Потом была вторая волна. Уже мало кто приподнимался на задние лапы и мчался, стараясь ухватить хотя бы за причинное место, большинство оставались на четвереньках, но разгонялись, как скоростные поезда, я едва успевал рубить и прыгать из стороны в сторону, уже забрызганный их кровью с головы до ног.
К счастью, коллективной охоты не знают, дурашки примитивные, бросаются все разом, каждая зверушка сама по себе, мешают, толкаются, сбивают одна другую с ног, топчут упавших, а я добавляю хаоса мечом.
Наконец самые понятливые остановились, начали рвать вывалившиеся кишки павших собратьев.
Очень хороши оказались метательные топорики. Каждый бросок прерывал жизнь одной ящерицы, иногда я чувствовал, как по телу прокатывается волна, в других случаях ничего подобного, запомнил, когда и что, понял только при разделывании тушек.
У тех, что сумели вырастить в себе жемчужинку, хоть самую мелкую, как бы прерывалась с нею связь, и я чувствовал это. Но чувствовал и то, что это нечто, потерянное там, входило в меня, это пугало, но сколько я ни прислушивался, так и не ощутил никаких изменений.
Зеттафлопник по нескольку раз в час проверял во мне каждый нерв и каждый гемоглобин, всё оставалось в пределах нормы.
Ещё на лекции узнал, что добытые жемчужины придают телу добавочную силу, выносливость и скорость, а особо крупные помогают заживлять раны намного быстрее. Правда, эффект длится недолго, потому нельзя сегодня принять жемчужину, а завтра пойти в бой. Жемчужину лучше растворить прямо перед схваткой, неизвестно же, сколько продлится.
Но пока я не чувствовал особенного усиления, даже тщательнейший анализ зеттафлопника, а в нём мощнейший медицинский центр, ничего не выявил.
Твари бесстрашные, потому что предельно глупые. Бросались до последнего, хотя вокруг меня на десяток саженей всё усеяно трупами, другие бы трусливо слиняли, но это образцовые воины.
Пока разделывал, трусливо следил за всем, что передает дрон, но пока всё тихо, только на самом дальнем краю, где из болота торчат осклизлые растения, похожие на камыши, что-то ползает, иногда показывая на поверхности часть округлых спин, разделенных на сегменты.
— Проверь, — велел я дрону. — Первое — насколько могут быть опасны, второе — наличие жемчужин или кристаллов.
— Опасны, — сообщил дрон незамедлительно. — Средний уровень. Для решения второго запроса нужно больше мощностей.
— Откуда возьму, — буркнул я. — Ладно…
Те твари, что лишь ползали в мутной воде и что-то жрали, а что им ещё делать, то ли учуяли меня, то ли погулять восхотелось, начали выползать одна за другой на твердую землю.
Одна подняла переднюю часть тела, уставилась на меня страшная и безглазая. Покрытый пластинами хвост мокро блестит, кончик загибается острым шипом в сторону головы.
Ракоскорпионы, мелькнула трусливенькая мысль. Думай, Вадбольский, думай. Первые ракоскорпионы вообще не были ядовитыми, это свойство выработали за пару миллионов лет эволюции уже потом, мы же всё усложняемся.
Но даже если ядовитые, то рубашку и джинсы не пробить, даже выстрел из танка не повредит, хотя меня внутри размелет в кашицу. Выше пояса вряд ли достанут, мне главное, чтоб морду не поцарапали.
С ракоскорпионом сражался почти так же, как с трилобитом: такой же плотный хитиновый панцирь, сегменты наползают друг на друга, наконец ухитрился опрокинуть пинком и тут же вонзил остриё меча в незащищенное пузо, белесое и мягкое, как у жабы.
Мое счастье, что живут в болотной воде, на суше двигаться тяжелее, потому почти всегда ухитрялся уходить от ударов скорпионьего жала, хотя бьют сильно, кровоподтёки будут на ногах, боках и даже груди, парочка особо рослых сумела достать чуть ли не до горла.
Те ракоскорпионы, что жили в силуре, просто ракоскорпионы, с них и взять нечего, а у этих, измененных мутацией, всё не так, начиная с размеров. Когти длиннее, хитин толще, пасть вон какая, а грудной панцирь даже не разрезал, а едва разрубил, действуя мечом, как колуном для рубки дров. Похоже, бить надо либо в бок, либо найти ещё слабые места.
Конечно, лучше всего в глаз, за ним беззащитный мозг, но пока не вижу, где у него глаза, разве что на кончиках этих сяжек, а до мозга этой твари нужно ещё ракоскорпионить, переходя по ступенькам видов и даже классов, несколько сот миллионов лет.
Оглядываясь на каждый шорох, торопливо вскрывал один хитиновый панцирь за другим, мышь моя успокаивающе сообщает, что в соседней пещере всего три неведомые твари, их нет в перечне живых существ, как живущих сейчас, так и давно вымерших.
Меч очень уж хреновый, даже эти хитиновые панцири рубит едва-едва. Первые три кое-как расколол, словно в руках не меч, а тяжелый колун. Лезвие покрылось щербинами, в одном месте даже откололся осколок, примерно такой застрял в голове Морхульта на острове Святого Самсона.