Вагончик мой дальний
Шрифт:
– Дети мои! – произнесла Зоя высоким голосом, обращаясь в пустоту перед собой. – Дети мои! Повелел Бог без благословения родителей, которых здесь нет, но которые были бы счастливы все это видеть, сочетаться законным браком преступным беглецам, Антону и Зое…
Согласен ли ты, Антон, взять в жены девицу Зою?
– Согласен, – сказал я и не узнал своего голоса.
– Согласна ли ты, девица Зоя, выйти замуж за юношу Антона? – спросила Зоя, и сама себе ответила: – Согласна.
Зоя взяла с импровизированного стола туесок, в котором
– Пусть так под нашими ногами будут потоптаны те, которые станут сеять между нами раздор, а не любовь!
– И все шакалы! Все шакалы! – вскричал, не сдержавшись, я.
Зоя никак не отреагировала на мой выпад. Она вдруг опустилась на колени и стала снимать с меня обувку. Я попытался протестовать: ботинки из брезента были рваными, а носков вообще не было. Но Зоя резко одернула: “Молчи, Антон… Так надо!”
Аккуратно сняла ботинки, влажными руками отерла мои ноги, я только сейчас углядел, что они все в занозах и ссадинах, низко наклоняя голову, поцеловала одну ногу, потом другую.
До сих пор помню чувство, которое испытал: я обмер от ее поцелуев…
Голова закружилась… Чуть не упал… Разве я мог представить, чтобы
Зоя, такая гордая, независимая, мне – ноги!
Но это не все. Мою босую ногу она положила на свою голову, так что я почувствовал кожей ступни через густоту ее волос горячее прикосновение… И замерла. Потом поднялась, отстранено сказала:
– Ну вот. Все. – И, чтобы не было вопросов, добавила: – Так делали в старину в знак вечного послушания перед мужем.
Она сняла свой венок. Осторожно, чтобы не порвать, надела на меня и подтолкнула к избушке.
– Теперь иди. Я скоро буду.
– Лучше постерегу. – Я указал в сторону дороги.
– Постереги, – согласилась она. – А я должна побыть одна.
Все это время меня не оставляла мысль о женщине, которая от меня убежала. Я вернулся через болотце к железной дороге и, как ожидал, берестяного туеска с рассыпанными ягодами на месте не оказалось.
Значит, сюда приходили. Одна бы она не рискнула вернуться, ясно. Тут побывали другие люди. А среди них, возможно, и охотники по нашу душу.
Пока раздумывал, проехала дрезина, однако без рабочих, сперва в одну, потом в другую сторону. На платформе стояли двое военных, один с биноклем. Меня они видеть не могли, но я все равно прижался к траве. Вот тебе и туесок с ягодами! Дрезина, не останавливаясь, укатила за изгиб леса, а я показал ей вслед фигу и стал отползать назад. Возвращался и прикидывал, как об этом поведать Зое, чтобы не напугать.
Однако все вылетело из памяти, когда я приблизился к избушке.
Зоя стояла у самого костра, скинув туда свои зеленые украшения.
Волосы, золотые, тяжелые, завязала узлом. Я увидал, как она обошла вокруг огня, протягивая к нему руки, раз, другой, третий, ее лик и вся внешность больше и больше менялись. Она стала похожа на ведунью,
Она же встала у самых деревьев, повернувшись к ним лицом, и стала произносить слова нараспев, поднимая голову. Сперва я думал, что это молитва. Не все слова тогда разобрал, но вот что запомнил – это было заклятье, заговор.
“Хожу я, раба Зоя, с мужем Антошей кругом острова, по крутым оврагам, буеракам, смотрю чрез все леса: дуб, березу, осину, липу, клен, ель, жимолость, орешину. По всем сучьям и ветвям, по всем листьям и цветам, чтобы было в нашей дуброве поживу, подобру и поздорову, а в нашу бы зелену дуброву не заходил ни зверь, ни гад, ни лих человек, ни ведьма, ни леший, ни домовой, ни водяной, ни вихрь… Никакой штабной шакал… А были бы мы большие, а было бы все у нас во послушании. А были бы мы с Антошей целы и невредимы…”
Закончив, она долго стояла неподвижно, вглядываясь в пространство.
Проверяла, дошло ли это куда нужно, услышано ли и как сбудутся, как сойдутся ее слова…
22
Объяснилась она потом, когда сели поужинать. Это был заговор островника на зеленую дубраву, бабушка заставила наизусть учить.
Наставляла: “Будет опасно, Зойка, – не ленись, проговори, защитит!
Я-то помочь уж не смогу…”
– Островник, знаешь, кто? – спросила Зоя с усмешкой. – Разбойник в лесу… Как мы с тобой!
– А бородач? – поинтересовался я, не сумев скрыть неприязни. Зоя чутко уловила отношение, сдержанно отвечала, что он, конечно, лесной человек, может, даже хитник. Но не злодей.
– Колдун?
– Нет, он не колдун, – успокоила Зоя. – Я специально иголку в порог воткнула, хотела проверить. Колдун не перешагнул бы, а этот перешагнул!
– От зверей – ладно, – настаивал я. – Даже от ведьм. Но от тех, кто нас ищет, твой заговор, думаешь, спасет?
– Конечно, спасет!
Она так верила в свое заклятье, что я решил: ничего про женщину и этих, с биноклем, рассказывать не буду. Зоя так хотела сохранить на несколько часов наше первое и последнее любовное гнездо, что все нечистые силы, и правда, должны были отступить.
Эта ночь могла оказаться безопасной, если бы мы не проспали. Ловцы явились даже не на рассвете, позднее, и мы, разбуженные громкими голосами, лаем собак, сразу поняли, что попали в западню. Выскочили бы, как задумывалось, на зорьке, были бы сейчас далеко.
Не спрашивая Зою, я на всякий случай отодвинул засов. Все равно вышибут. Это не Васька-чудодей, который скребся мышью в окошко.
Долбанут прикладом, а то и лимонкой подорвут по злобе, оттого что пришлось таскаться да по болоту искать.