Вахтовый поселок
Шрифт:
«Надеюсь, ты сказал все?»
«Все!»
«Ну, а теперь наши дороги разойдутся».
Сначала она слышала за спиной какие-то ничего не значащие слова, потом — грубый посвист и деланный смех. Она остановилась. Вернулась к нему, стала почти вплотную. Но смотрела мимо, не желая видеть его. Сказала:
«В твоем арсенале еще должны найтись брань и самбо! Можешь прибегнуть, пока не поздно».
И он отступил, отвратительно захлюпав носом.
Это было их последнее свидание наедине.
Потом она еше дважды
Родион пришел поздно, когда вечер был в разгаре, постоял в дверях, лицо белое, как маска. Постоял и ушел.
Второй раз они виделись сегодня в столовой, ну и… на таежном проселке, когда рвалась лежневка и происходила эта эпопея с полушубком Паши Завьялова. Обе встречи бессловесные, на людях, ни к чему никого из них двоих не обязывающие. А потом он сошел незаметно возле вышки и исчез так же бесследно, как ушел из жизни некой Нины Никитиной, самой большой, выдающейся дурехи в этой тайге и в целом мире.
…Когда она вернулась к костру, уже потухшему, все пили чай из алюминиевых кружек, и Миша Бочинин сказал:
— Пойду схожу насчет твоей водовозки.
У нее вырвалось:
— Один не ходи, Миша.
Почему-то вдруг встала перед глазами его беременная жена Лида, увиделся ее ласковый жест — там, в базовом городе, и вспомнилось словцо, сказанное про мужа: «Первопроходец». Захотелось сберечь Бочинина для Лиды, что ли? Или это ей, Нине, одиноко стало от всяких воспоминаний ненужных?
Вот что значит нагнетать в себе определенные настроения: только что сама собиралась к буровикам, а теперь Бочинина просит одного не ходить. Он удивленно посмотрел на нее, пожал плечами и заправил в карман под планшетом ракетницу.
— Эх, ребята, — сказал ремонтникам, — если бы сегодня скважину запустить, можно бы денька на два-три снять отсюда вахту… А так завтра опять по этим трясинам уродоваться.
С этим Миша и пошел по лежневке, которая взбиралась на взгорок тотчас после поворота. Со взгорка виднелась уже
— Не хочу, — сказала Нина протянувшему ей кружку с чаем пареньку-ремонтнику и пошла домеривать скважины.
День наливался зноем, как бы отрекаясь от холодно-пронизывающего утра. Солнце запалило зеленый горизонт, подняв и высветлив облака. Исчез, выдохся ветер, медленный чад поднимался от болот, воздух прогревался. Вечер предстоял душный, при полном разгуле комаров.
Уходили с трубных трасс сварщики и изолировщики. Вставал на прикол транспорт. Только над вышками буровиков зачастили вертолеты.
Вот и теперь от вахтового шел вертолет буровиков, снизился, пролетая над лысой площадочкой недалеко от скважин Нины, повисел, подняв несусветную буревую пыль, и тяжело стал всплывать, сделал облет — и теперь уже не только Никитина, но и ремонтники поняли: пилот их предупреждал, что на забитую пылью площадку сесть нельзя.
Это был день, когда окончательно умирала лежневка на таежном проселке, умирала до новых холодов, до морозов, до новой зимы.
8
Родион взбежал на буровую и весело окликнул третьего помбура:
— Чуха, как дела?!
— Во! — показал тот большой палец. — Никифоров говорил, если ЧП не будет, полтора плана!
— Годится! — сказал Родион, отодвигая ногой талевый канат.
— В прессу попадем! — пояснил довольный Чуха в грохоте дизеля. — Подзалетим капитально!
Родион обошел станок, постоял с бурильщиком Шахмутдиновым у пульта — стрелка измерителя заданно колебалась на пределе, бурение шло без сучка и задоринки, и Родион вскинул два пальца, намекая на размер премии.
— Ага! — белозубо засмеялся бурильщик и тыльной стороной ладони вытер с лица пот.
— Да-да, — прокричал Родион. — А как они нам достаются, эти денежки!
Шахмутдинов, отпуская на мгновение ручку пульта, развел руками: мол, тут уж ничего не сделаешь.
— На «Урале» кто? — спросил Родион.
— Никого. Михалыч в город улетел с Никифоровым.
— А от водовозки ключи где?
Шахмутдинов пожал плечами. Родион еще пошарил взглядом по приборам, походил и сбежал с вышки.
— Чуха! — крикнул. — Если вы на моей койке еще хоть раз коней гонять будете, выкину ваши цацки в болото. Понял?
Ответной защитительной речи Чухи, то есть Чухнова, он не расслышал.
Забежал в культбудку, прочитал записи в вахтенном журнале, сам написал то, что требовалось, и так — в полном одиночестве — направился к водовозке. Обошел новенькую цистерну на колесах с броской надписью: «Вода». Открыл дверцу кабины. Сел за руль.
Ключ от зажигания находился на месте. Родион выдернул его, намотал цепочку на палец, как бы в раздумье, а потом бросил ключ под сиденье, чуть прикрыв его резиновой прокладкой.