Вакансия третьего мужа
Шрифт:
– Так уж прямо и за три…
– Хорошо, за пять. Знаете, о чем я думала, разглядывая записи с камер слежения?
– Ушлая ты девица, Инесса. До камер добралась. О чем же?
– О том, что этот поджог удивительным образом напоминает тот, что десять лет назад случился в редакции «Курьера». Тогда Гончаров написал статью про одного антикварщика, который не брезговал вещами, ворованными в окрестных деревнях. Статья вышла, а в редакцию кто-то закинул две бутылки с, как вы выражаетесь, керосином. Помните фамилию того антикварщика? Он еще потом в политику двинулся и депутатом Заксобрания стал.
– Как мне
– Вы в этом точно уверены?
– Слушай, Инесса, – Муромцев немного помолчал, – ты от меня-то чего хочешь?
– Я хочу вам объяснить, что в этот раз главной жертвой этого поджога станет Фомин. Это ему будут нервы мотать, выясняя, не заказчик ли он. То есть он будет отдуваться за то, чего не делал.
– А ты за нервы Фомина переживаешь, что ли? – искренне удивился Муромцев. – С каких это пор?
– С тех самых пор, как моя подруга стала работать в его команде, – отчеканила Инна. – Им и так непросто, плюс покушение это несостоявшееся, а сейчас еще из-за пожара этого всю душу вынут. Вы-то, понятно, про это не думаете. Вы за найденные у вас патроны и за Милу Кук мстите.
– Вот что я тебе скажу, душа моя! Ничего с Фоминым не случится и с подруженцией твоей тоже. Если нервы слабые – нечего в политику лезть. Ее большие дяди и тети делают. Доказать, что это Фомин, они не смогут, потому что это, как ты точно выразилась, не Фомин. Так что переживет он пару неприятных часов – и все. Не первые и не последние. Как, впрочем, и у меня. Кто домишко поджег, пусть следователи разбираются. Я, как ты знаешь, вообще в больнице лежу. Так что не мучай ты больного человека дурацкими разговорами.
В трубке раздались гудки. Муромцев отключился. До самого дома Инна обдумывала то, что он ей сказал, и пришла к выводу, что, пожалуй, он прав. И Фомину действительно вряд ли угрожают серьезные неприятности.
Поднявшись в квартиру, Инна изложила свои мысли по этому поводу взволнованной Насте. Пусть не сразу, но та согласилась, привычно посетовав на то, какой все же Муромцев мерзавец.
– Господи, это его жизненная философия, – пожала плечами Инна. – У него на отрицательной харизме весь имидж построен. Слушай, я что-то так продрогла. Пойду горячий душ приму, а ты пока чайник поставь, ладно?
Настя послушно щелкнула кнопкой на чайнике и присела к столу. Она только сейчас поняла, в каком напряжении провела последние полтора часа, меряя шагами подружкину кухню в ожидании новостей.
Рассеянно проведя рукой по волосам и перекинув за спину свою тяжелую косу, Настя включила стоящий на холодильнике телевизор. Ей было интересно, покажут ли пожар в итоговом выпуске новостей, или вся слава достанется Инне.
Телевизор мигнул, молочный свет залил погруженную в полумрак кухню. На экране появился активно жестикулирующий мэр Варзин. Настя прибавила звук.
– … всем миром. Это любимое несколькими поколениями горожан место отдыха. Я убежден, что специальная городская программа дала бы Парку Ветеранов вторую жизнь. Мы знаем, что у некоторых
Настя не верила собственным ушам.
– Инна! – истошно закричала она. Подруга прибежала из ванны в распахнутом махровом халате, на бегу закручивая тюрбан на голове.
– Что ты орешь? – сердито спросила она. – Что еще случилось?
Тыча пальцем в телевизор, на котором по-прежнему самодовольно выступал Варзин, Настя сбивчиво и бессвязно рассказала о том, что только что услышала.
– Нас предали! – горько сказала она. – Кто-то рассказал штабу Варзина нашу идею с Парком Ветеранов. И он нас опередил. Что теперь делать?
– Что-то новое придумывать. – Инна философски пожала плечами. – Ты знаешь, ворованные идеи еще никому пользы не приносили.
– Да дело же не в этом, как ты не понимаешь! – снова закричала Настя. – Среди нас предатель. Крот. Вот что страшно. И нам надо его вычислить.
– Вычислим. – Инна тоже стала очень серьезной. – Давай, набирай Алискин номер.
– Зачем?
– А затем, что у Стрелецкого своя служба безопасности, причем хорошая. Звони давай!
Стрелецкий действительно отреагировал быстро. Несмотря на то что часы показывали уже седьмой час вечера, он велел Насте быстро обзвонить всех членов команды и пригласить собраться в штабе. Сам он собирался отдать необходимые распоряжения службе безопасности, выяснить, освободился ли Фомин, и приехать тоже.
– Можно я с тобой не поеду? – робко спросила Инна. – У меня голова мокрая, и мне еще еды надо Гоше на неделю наготовить. Ты же не подозреваешь, что это я вас сдала?
– Нет, не подозреваю, – мрачно ответила Настя, натягивая сапоги. – Тебя только Табачник подозревает в том, что ты звонила его жене, чтобы сообщить, что у него роман со мной. Конечно, можешь не ездить.
– Что я сделала? – Инна даже опешила.
– То, что слышишь. У него совсем голову снесло, у идиота. Я все забывала тебе рассказать.
– Романова, да я бы никогда в жизни этого не сделала! Это же идиотизм!
– Да знаю я. И вообще, разве это сейчас главное? Инка, вот как жить, если окажется, что это Котляревский? Или Костя? Или Анька? Или Ирина Степановна? Ведь мы за эти два месяца сроднились уже.
– Брось. Жить, как жили. Переступить и идти дальше. Игорь во всем разберется. Езжай давай, и осторожно, а то ты сейчас в растрепанных чувствах.
Прогревая машину, Настя обзвонила всех членов штаба и попросила приехать. Скахин выразил недовольство, Котляревский – острожное удивление, и только Анютка по-щенячьи обрадовалась. Ей единственной, похоже, предвыборная война до сих пор не приелась, а, напротив, доставляла удовольствие.