Вакансия третьего мужа
Шрифт:
Бросив трубку на соседнее сиденье, Настя выехала из двора и направилась в сторону офиса. Тяжелые мысли отвлекали ее от вождения. Вечерняя дорога была практически пустынна, поэтому она сама не заметила, как набрала довольно приличную скорость.
Из одного из дворов начала выворачивать машина, и осторожная Настя заранее нажала на тормоз. Педаль, обычно мягко пружинящая под ногой, провалилась в непривычную пустоту. Настя поняла, что затормозить не может, и резко вывернула руль, чтобы избежать столкновения. Ее машина с отказавшими тормозами неслась навстречу неизбежности.
Глава 9
Крот
22 дня до выборов
Вот уж минуло три недели с того дня, как он стал убийцей. Прислушиваясь к себе, он все пытался понять, изменилось ли что-нибудь в нем самом. Так же ровно и мощно стучало сердце, так же отлично работали почки и печень, так же, как всегда, двигались руки и ноги.
Никаких угрызений совести из-за погибшего мужика он тоже не испытывал. Человек оказался не в тот момент не в том месте, влез в чужие разборки, за что и поплатился. Как говорил товарищ Жеглов, наказаний без вины не бывает.
Впрочем, гораздо больше, чем о своих новых ощущениях, он думал о возможном наказании. Пока на него никто из ментов не выходил и вопросов не задавал. И это было очень хорошо. Три недели – достаточный срок, чтобы эти вопросы появились, но на нет и суда нет.
Сказать, что все шло хорошо, он, конечно, не мог. Он был убежден, что убийство решит его проблему коренным образом, но не получилось. К заветной цели он не приблизился ни на шаг. Получалось, что мужик погиб абсолютно зря, но думать об этом было неприятно. Задуманное убийство было совершенно идеально, но не привело к желанному результату. А просто от убийства и собственной крутизны он никакого удовольствия не испытывал. Он же не этот, как его, садист…
С другой стороны, может быть, надо просто подождать, пока первый шок, вызванный гибелью мужика, уляжется, и у всех остальных появится время спокойно обдумать случившееся. Глядишь, именно тогда все и встанет на свои места.
Женщина же должна понять, при каком раскладе ей будет хорошо, а при каком плохо. Он же постарался ей это объяснить всеми доступными способами. Не враг же она сама себе, ей-богу!
Так что паниковать рано, время еще есть. Немного, конечно, но есть. Поэтому надо спокойно ждать, не привлекая к себе внимания. И все обязательно получится. Иначе ведь быть не может. Он обязательно выйдет из этой истории победителем, который получит все.
У входа в Парк Ветеранов шел митинг. Активные пенсионерки размахивали руками и срывали голоса на визг, защищая вековые деревья от вырубки, затеянной проклятым империалистом Егором Фоминым. Неподалеку стояло два экскаватора, в подтверждение грозно размахивающих ковшами.
Из-за их тарахтения митингующих было слышно плохо, но, судя по их движениям и артикуляции, они собирались выстроиться в живую цепь, чтобы своими телами перекрыть экскаваторам дорогу.
Стоя чуть поодаль, Анастасия Романова размышляла, до какого предела может дойти цинизм действующей власти, решившейся на такую подлую фальсификацию. Она лучше, чем кто бы то ни было, понимала, что Фомин к двум рычащим экскаваторам не имеет ни малейшего отношения.
Со своего наблюдательного поста ей было видно, как к митингующим на черном джипе подъехал Варзин.
Насте стало противно. Тряхнув от досады головой, она отошла от своего наблюдательного поста и нырнула в поджидавшую ее машину. Теперь она ездила на машине с водителем, выделенной Игорем Стрелецким. Водитель еще выполнял функции охранника, а машину перед каждым выходом «на линию» бдительно проверяли на наличие посторонних предметов или неисправностей.
Данные меры предосторожности были вовсе нелишними. Уже неделю Настя жила с ощущением, что чудом избежала если не гибели, то серьезных увечий. После того, как у нее отказали тормоза, она, вывернув руль, сначала сумела не столкнуться со встречной машиной, а потом с деревом. Спасло ее то, что пустая в вечерний час дорога начала слегка подниматься в гору. До отказа вытянув ручник, Настя сумела остановить машину, включить аварийку и дрожащими руками позвонить Инне.
Спустя десять минут подруга, так и не размотавшая тюрбан на голове, была на месте аварии, спустя еще пять минут подлетел вызванный ею наряд ГИБДД, а затем и мрачный Иван Бунин, всем своим видом изображавший недовольство поведением надоевших ему девиц из редакции «Курьера».
– А тормоза-то у тебя того, перерезаны, подруга, – сказал он минут через сорок, наклоняясь к открытому окну в машине Инны, где сидела сотрясаемая крупной дрожью Настя.
– Может, просто лопнули? – с жалобной надеждой спросила она.
– Нет, эксперт говорит, именно перерезаны. Повезло тебе, что сегодня выходной и машин немного. Отделалась ты легким испугом.
– Не таким уж и легким, – клацнула зубами Настя. – Вань, ты понимаешь, что это связано с покушением на Фомина? Сначала его пытались убить, теперь меня…
– Понимаю, что связано, но не понимаю, как именно, – задумчиво проговорил Иван. – Не сходится у меня что-то в голове, Настасья.
– Конечно, не сходится, – согласилась Настя. – Как же у тебя сойдется, если главный подозреваемый – мэр города. Так и без работы остаться можно.
У Ивана на лице заходили желваки. Он зло сжал губы.
– Знаешь что, я тебя, конечно, прощаю, потому как ты у нас того, в шоке. Но в следующий раз за своей речью следи, пожалуйста.
– А что, за базар отвечу? – Инна успокаивающе положила руку на плечо подруги, но Настя скинула ее руку. – Да брось ты, Инка. Никто не будет ничего расследовать. Погоди, еще выяснится, что мы сами мне тормоза перерезали, чтобы скандал раздуть. Я же не пострадала… Значит, инспирировано все.
Иван досадливо махнул рукой и отошел от машины.
Спустя неделю Насте было стыдно за то, что она тогда наговорила. В конце концов, Бунин – настоящий профессионал, честный и бесстрашный, так что обвинять его в продажности власти было как минимум несправедливо. Но она тогда действительно очень испугалась.
Ее машина уже была приведена в порядок заботами Стрелецкого и мирно дожидалась окончания выборов на охраняемой стоянке его завода. А Настя ездила с водителем, хотя ее это немного напрягало. Будучи свободолюбивой особой, она не терпела какого-либо вмешательства в свою жизнь. Но понимала, что сама жизнь дороже.