Валентин и Валентина
Шрифт:
Валя. Мама, не надо!
Мать. Я понимаю, я причиняю тебе боль, но это же ради тебя, деточка. Ты чуточку подрастешь и все поймешь, вот увидишь. Сейчас главное – успокоиться, забыть обо всем, отдохнуть… Хочешь, поедешь куда-нибудь на каникулы, я возьму через Красный Крест хорошую путевку, ты отдохнешь. Это все нервное.
Валя. Не надо мне ничего.
Мать. Господи, для кого я живу, для кого я стараюсь? Женя взрослая, ты одна у меня… (Целует ее.) Неужели ты можешь нас оставить?
В этом месте Валентин, криво усмехнувшись, обращается к Бухову: мол, видел? Пойдем,
Валя (привстав). Валя! Не уходи!.. Валя!..
Валентин (махнув рукой). Ангел! (Уходит.)
Валя. Валя!.. (Падает на подушку.)
Мать. Аленька, давай вызовем врача? Ну почему ты не хочешь? Аля, скажи мне все, не бойся! Ты слышишь? Если что-то случилось, то… Ты же глупенькая, неопытная девочка… Ну, ну, я не буду!.. Боже мой, откуда такие страсти, такое безумие! Ты ничего не знаешь в жизни, ничего не умеешь. В жизни все делается не так, если уж на то пошло…
Валя. Мама, мама, что ты говоришь!
Мать. Я ничего не понимаю, ничего! Есть же какие-то приличия, форма, зачем этот ураган, чтобы все всё знали? Это интимное дело, оно никого не касается… Например, ты прекрасно знаешь, мы разошлись с твоим отцом восемь лет назад, и я еще могла бы… Был человек, который…
Валя. Мама, прошу тебя!..
Мать. Даже если это любовь, но это пока лихорадка, горячка, потом все пройдет, тебе самой станет стыдно…
Валя. Ой, не могу!
Мать. Что? Тебе плохо?.. (Зовет Бабку.) Мама!
Валя. Я не могу слышать этого, не могу, как ты не понимаешь?..
Входит Бабка с чаем, за ней – Женя.
Бабка. Что, что? На, деточка, на!
Валя. Не надо мне ничего! Как вы не понимаете?.. Это не я, меня нет, одна оболочка… меня всю заполнило… и как будто прорвется сейчас… с этим нельзя ничего сделать! (Садится.) Зачем вы меня обманули? Зачем вернули?.. Я уже не должна здесь быть, меня больше нет, поймите!.. И не надо мне ничего! Что ты шепчешь, что ты говоришь мне?.. Ничего такого нет, о чем ты думаешь, а было бы – пускай!.. Зачем я вам? Зачем?..
Мать (пытаясь уложить ее). Тише, тише, успокойся!
Бабка. Господи, да что ж это! Не уймем мы ее!
Валя. Пустите меня, не трогайте!.. Я уже не ваша, неужели не понимаете? Пока вас обманывали, все было хорошо, ложь вас устраивала, а от правды вам страшно! А я не хочу врать! Не могу! И не буду! И не понимаю, почему я должна врать?.. По-вашему, никакой любви нет и надо просто устраиваться (передразнивает) …устроиться, муж, не муж! А если я умереть готова из-за него, – любовь это или что?..
Мать. Ну любовь, любовь, успокойся…
Бабка. Любовь и есть. Ох, уйдет, она! Я давно знала…
Валя (вскакивает). Нет! Пустите меня!.. (Зовет.) Валя! Валя!.. Я ухожу!.. (Лихорадочно хватает одежду, одевается.)
Мать ловит ее по комнате.
Женя (вдруг). Не трогай ее! Оставь! (Почти отшвыривает Мать от Вали.)
Мать. Ты что? Что это?..
Женя (кричит). Не смейте! Не трогайте ее!.. Пусть идет! Пусть делает как хочет! Невыносимо же!.. Бред какой-то!
Бабка. Ну, все! И из этой пробка выскочила!..
Мать. Ты что?
Женя. Валя, иди! Уходи! Беги куда глаза глядят, не жалей ни о чем!
Мать. Опять мы виноваты?
Бабка. Давно надо было ждать! Одна порода!
Женя. Нет, хватит! (Вале.) Вот так же и мне они шептали, устраивали путевочки, чтобы я не ушла, упаси бог, к Анатолику или еще куда! А у нас с Толиком все серьезно было, очень! Да-да! (Матери.) А ты! Что ты знаешь про нас? Бабушка еще что-то знала или догадывалась… А ты… ты же всегда занята, на работе, ты замечала нас только тогда, когда у нас что-то случалось. И беспокоилась лишь о том, чтобы никто ничего плохого не подумал про нас, про ваших девочек! Как же, они такие воспитанные, они английский знают, они музыкальную кончили! И с ними ни-че-го та-ко-го быть не может!.. А было, было! Ты знаешь, что Игорь меня бросил, а не я его, как принято говорить у нас в доме? Да, он! За то, что не любила его, за то, что к Толику еще два года потом бегала. Он был порядочный человек, Игорь, а я врала ему! И мучила.
Мать. Что ты плетешь?.. (Бабке.) Мама, что она говорит?.. Аля, не слушай!..
Женя. Слушай, Аля!.. Я наперед тебе могу рассказать, что будет, если ты не уйдешь! Ты измучаешься и тебе все равно некуда будет деться от этой любви: ты будешь сходиться, расходиться, чего-то искать, и все равно возвращаться к этому, и пусть у тебя будут потом дети, семья, но в один прекрасный день любовь вернется и скажет: ты мне должна, мы еще не рассчитались, плати по счету!.. Боже мой, меня же растлили ложью, опустошили, я ведь хорошая девочка была и хорошего парня любила! А ты, и ты, бабушка, всю жизнь из нас каких-то гимназисток хотели сделать! Будто гимназистки святые были! Уходи, Валя, я больше смотреть на это не могу! Люби, пока любишь! Разлюбишь – уйдешь! Зато не надо будет врать всю жизнь и проклинать себя потом! А то превратишься в такую вот, как я, в холодную, как собачий нос, которой все равно, лишь бы одной не быть, лишь бы дома не сидеть!.. Пустота! Все вынули! Не могу больше! Люби, рожай, живи своим умом!.. (Обнимает сестру, целует ее в лоб.) Они и нас-то с тобой врагами сделали!.. Но ничего!.. Я тоже еще соберусь!.. Ничего!..
Валя. Я это знала, Женя, я это знала…
Мать. Чудовищно! Чудовищно!..
Бабка. Слезай, приехали!
Женя. Не плачь. А паспорт твой на всякий случай у меня. Надо будет – возьмешь. Не дрожи, все уладится. (Уходит и в дверях свирепо кричит.) И про-шу! Ко мне! Не! Вхо-дить!..
Мать. И это мои дочери, мои дочери!
Валя плачет, собирается, бормочет: «Валя! Валечка…» И видит, что Валентин дома, на своей кухне, а рядом с ним Бухов, Маша учит уроки.
Бухов. Ну брось! Ну пора же убедиться, что она не наш человек. Первое испытание – и все!..
Валентин. Ну при чем тут она? Это я, я ничего не могу сделать! Она вечно за меня в троллейбусе платит и билеты в кино берет! Не мелочи?.. Это мы – мальчишки в восемнадцать лет, а они могут матерями быть, семью создавать и все такое. А я что могу? И я подлец, потому что не имел права ее трогать! И не имею права тащить ее в трудную жизнь. Зачем? Во имя чего?.. Во имя любви?.. Но ее вот звал недавно один морячок, – может, он тоже мог бы полюбить ее не меньше, но за него ей бы уже не пришлось в троллейбусе платить. Почему я такой? Ну почему? Обижают тех, кто других не может обидеть!