Валентин Катаев
Шрифт:
— Дура, псих, не пялься на аппарат!
Парикмахер разговаривал афоризмами.
— С перхотью надо бороться, — говорил он. — Если вы с ней не боретесь, так она борется с вами…
На озере Селигер экскурсовод поучал туристов:
— Здесь жил и работал художник Шишкин, известный автор конфет «Мишка косолапый».
Разговор у букиниста:
— Что-нибудь новое из старого у вас есть?
Идет ночью по пустой улице пьяный дяденька и вполголоса бахвалится:
— Я в любой ресторан могу. Хочешь — в «Метрополь», хочешь — куда хочешь…
Докладчик начал так:
— Давайте на данный период снимем головные уборы и посидим тихо.
А кончил он так:
— Все достижения и все состояния очень нам видны. И мы должны завтра же засучить рукава и драться. Однако много драться не приходится, надо только приложить то, что полагается…
Преждевременно уставший литератор любит манерно жаловаться на трудности ремесла.
— Ах, если бы вы знали, как мне противно писать! — сказал он однажды.
— А нам-то читать? — ответили ему.
Выдался холодный день. Резкий, пронизывающий ветер. Воротники подняты, шляпы надвинуты. На площади простуженно хрипит продавщица эскимо.
— Сливочное эскимо, пломбир, мороженое! — взывает она.
Все проходят мимо.
И вот неудачница перестраивается на ходу.
— Горячее мороженое! — кричит она задорно. — Совершенно горячее! А вот, а вот, кому горячего?
И что вы думаете, кто-то купил эскимо.
Как известно, в пьесе Пристли «Опасный поворот» первый эпизод целиком повторяется в конце, заключая вещь.
Разговор после спектакля:
— Ничего интересного. Только зачем начало снова показывают?
— А это, наверное, для тех, кто опоздал.
Подмосковная школа. Урок истории. Учительница говорит:
— Хозары перекачивали с места на место и вырезали всех мужчин, исключая женщин…
Она же заявила:
— …Степан Разин в Астрахани вел себя либерально и относился ко всему с холодком.
Умная мама
— Домик у нас, мамаша, ничего себе. Подходящий. Летом — прохладный. Зимой — теплый. Если, конечно, уголька достать.
— Вот именно — если достать.
— А что же. Достанем.
— Погляжу, как ты достанешь.
— Не будьте, мамаша, таким скептиком. Пойду в контору. Напишу заявление и достану.
— Гляди, Васенька, зима на носу. Как бы мы с твоими заявлениями не померзли.
— Будьте уверены.
— Посмотрим.
— Увидим.
Антошкин бодрю надел драповое пальто, сунул ноги в глубокие галоши и, охваченный радужными надеждами, отправился в контору.
Небо хмурилось. Дул довольно холодный ветер. Мамаша зябко куталась в шерстяной платок и печально усмехалась.
Вернулся Антошкин вечером.
— Ну что? Достал уголь?
— Достал. То есть не достал, а почти достал. Велели прийти в среду.
— Васенька, — сказала мамаша, — водки у тебя случаем нет? Литра два? И папирос «Казбек»? Сотню…
— Для чего вам?
— Как это для чего? Для того, что холодно становится. Гляди, скоро снег пойдет. А у нас не топлено.
— Что же это вы, водкой будете согреваться?
— Буду водкой согреваться.
— Гм… А папиросы вам для чего?
— Согреваться.
— Папиросами?
— Папиросами.
— Мамаша, не раздражайте меня.
— Гляди, померзнем.
— Не померзнем. В среду пойду в контору, подам за явление, привезу тонну уголька…
— Дурак…
— От родной мамы такие слова! Мне это больно.
— А ты не будь дураком. Дай два литра и сотню «Казбека».
— Для чего?
— Уж говорила, для чего! Греться будем.
— Не померзнем.
— Увидим.
— Посмотрим.
В среду Антошкин потеплее оделся, сунул нос в кашне и отправился в контору. В воздухе кружились первые снежинки. Вернулся Антошкин поздно вечером. Лицо его сияло. Изо рта вылетали клубы пара.
— Достал?
— Достал. То есть не вполне достал, а сказали, чтобы приходил во вторник или, лучше всего, в пятницу. Тогда обещали дать.
— Замерзнем, Васенька. Я уж коченею.
— Не замерзнем.
— Увидим.
— Посмотрим.
Во вторник Антошкин пошел в контору ранним утром, когда косматое, морозное солнце только что появилось над обледенелой крышей. Вернулся поздно ночью не и духе. Молчал. Спал в шубе и валенках.
Ночью мамаша подошла к его постели:
— Васенька…
— А?
— Дай два литра и сотню «Казбека».
— Не дам.
— Почему?
— Принципиально.
— Померзнем.
— Не померзнем. В пятницу обещали непременно дать.
В пятницу Антошкин вернулся глубокой ночью. Под глазами были синяки. Глаза лихорадочно блестели. Мамаша в салопе и ковровом платке топала валенками. Красивый иней сверкал на стенах.
Достал?
— Достал. Почти достал. Обещали в…
— Дай два литра и сотню «Казбека».
— Не дам.
— Но почему же, Васенька? Ведь вымерзнем.
— Принципиально. Я знаю, для чего вам водка и папиросы! — закричал Антошкин. — Вы хотите взятку дать!
— Замерзнем.
— Пусть замерзнем. Но взятки давать не будем.