Валентина. Мой брат Наполеон
Шрифт:
— Предательства.
— Капитан Пишон предал Мюрата. Можешь называть это так.
— Я имею в виду тебя, а не Мюрата.
— Меня? Договаривай, Каролина, договаривай!
— Но сперва я должна убедиться в достоверности фактов, — ответила я с деланной серьезностью. — Позвольте мне отправиться в Италию.
— Ладно, если, по-твоему, от этого будет какая-то польза.
Довольная, что он так быстро согласился, я добавила:
— И, пожалуйста, обещай мне воздержаться от каких-либо действий против Мюрата до получения моего отчета.
Несколько поколебавшись, Наполеон согласился.
— Ох уж эти женщины, с их подозрительностью, — фыркнул он.
— С
Наша встреча — моя и Мюрата — прошла необычайно бурно. Мы оба были чрезвычайно рады, что моя беременность еще находилась лишь в начальной стадии. Когда же наступил момент полного взаимного удовлетворения, в моей груди вновь вспыхнула прежняя злость на Мюрата, и я рассказала ему о возмущении Наполеона, об ожидающих нас разорении и позоре. С видом пай-мальчика Мюрат все отрицал. Тогда я сообщила ему об агенте Фуше и капитане Пишоне. Мюрат пришел в неописуемую ярость и поклялся предать капитана военному суду, повесить его или расстрелять.
— Какая от этого будет польза? — спросила я зло. — Я здесь, чтобы доказать твою невиновность, а не вину.
— Моя вина уже доказана, — усмехнулся он с иронией. — Но разве я больше виноват, чем твой могущественный брат? Он лучше меня умеет грабить поверженного противника. Моя вина только в том, что я заботился о своих интересах. Только это доказано, и ничего больше.
— Все доказательства — чистая ложь.
— Вероятно, у тебя есть какой-то план. Было бы весьма кстати, если бы он еще оказался и осуществимым.
— Мне кажется, у меня он есть. Пишон, очевидно, пользуется твоим полным доверием. Только он один?
— Да, больше никто.
— Он являлся посредником во всех твоих сделках?
— Ты очень догадлива!
— Да или нет?
— Да, Каролина. Именно таким путем я намеревался сохранить все в тайне.
— Тогда мой план вполне реален. Ты хорошо оплачивал услуги Питона?
— Я лишь пообещал ему повышение по службе, — пожал плечами Мюрат.
— Глупец! Не удивительно, что он польстился на деньги агента Фуше.
Тем не менее я вздохнула с облегчением: предстояло заняться только одним человеком — капитаном Жюлем Пишоном. Сперва, однако, мне необходимо было выяснить пару важных вопросов.
— Твое имя фигурировало при заключении сделок?
— Нет, для этого я слишком хитер.
— Раньше, — проговорила я задумчиво, — ты имел обыкновение брать не деньгами, а натурой, а затем продавать полученные ценности. Последнее время ты действовал так же?
— Да.
— Ты уже продал свою собственность?
— Нет, лишь незначительную часть. Я не дурак, милая Каролина. Стоимость движимого и недвижимого имущества постоянно растет. Жду, когда смогу получить максимальную прибыль.
— Таким образом, у тебя на руках все документы, — с удовлетворением констатировала я.
— Разумеется.
— Давай еще раз уточним. Твое имя не фигурирует ни в одной из бумаг?
— Нет.
— А капитана Пишона?
— Понимаю, куда ты клонишь. Если там только его имя, значит он один и виноват. Но нет, даже он нигде не упоминается. Главное — наличие актов передачи имущества.
— Ну что ж, — усмехнулась я. — Тогда бедняга Пишон в моих руках.
Остальное было довольно просто. Капитан Пишон располагал скромной квартирой во дворце Мюрата. Через несколько дней Мюрат пригласил его на обед, во время которого я постаралась быть особенно обворожительной. Перед началом трапезы Мюрат пожаловался на головную боль; немного погодя, симулируя жестокий приступ мигрени, он поспешно покинул столовую. Капитан Пишон, по-видимому, большой любитель женского пола, остался,
— Я разорву это письмо, если ты пообещаешь никогда больше не совать свой нос в политику, тайно или открыто.
Мюрат дал слово.
— Предоставь это мне, — добавила я. — В нужное время я сделаю все, как положено.
— Ты уже задираешь нос, — заметил Мюрат добродушно.
На мой доклад Наполеон ответил весьма вежливым письмом. В нем он признавал полную реабилитацию Мюрата и сообщил, что имеет для него особое поручение; пока же Мюрату надлежало оставаться в Италии, где он был все еще нужен, при условии, что я буду рядом с ним, дабы удержать от опрометчивых поступков.
Следующим шагом предстояло продать имущество, якобы украденное капитаном Пишоном, и послать вырученные деньги Наполеону. Я настаивала на этом, и Мюрат, хотя и неохотно, все же согласился. Наполеон остался очень доволен. Кто после этого осмелится утверждать, что Бонапарты разбойники? Никто, кроме, конечно, прелестной Жозефины.
Мы все еще находились в Милане, когда на свет появился мой третий ребенок, еще один мальчик, и когда пришло известие о том, что Полина вновь вышла замуж, за принца Камилло Боргезе, очень богатого аристократа, который принадлежал к одному из старейших и благороднейших семейств Рима. Наполеон считал принца Камилло несколько глуповатым, но этот союз помогал осуществлению политических целей в Италии. Он только немного поворчал, поскольку Полина сыграла свадьбу до окончания вновь введенного во Франции официального периода траура. Как цинично утверждал Люсьен в одном из своих редких писем ко мне, Наполеон вышел из себя потому, что Полина сделалась принцессой прежде, чем он сам успел захватить пустующий трон Франции и осчастливить ее этим титулом. Люсьен также подробно описал прием, устроенный Жозефиной в честь принца и принцессы Боргезе вскоре после их бракосочетания. Помня свое фиаско, Полина постаралась предварительно убедиться, что кресла Жозефины в прежней зеленой обивке, и нарядилась в зеленое платье, кроме того на ней было множество украшений из жемчуга и бриллиантов, а также бриллиантовая диадема. Какова же была ее ярость, когда она обнаружила, что все кресла и софа в салоне были голубые. Целая армия драпировщиков трудилась ночь напролет, меняя бархатную обивку.
Бедной Полине следовало сообразить и надеть что-нибудь белое.
Меня уже стало охватывать нетерпение в связи с затянувшимся пребыванием в Милане, когда из Парижа неожиданно пришло радостное известие. Мюрат отзывался из Италии, получал чин губернатора Парижа и назначался комендантом Венсеннской крепости. Пока мы были вполне довольны и горячо благодарили Наполеона, когда он принял нас в Тюильри. С циничной улыбкой он лишь отмахнулся.
— Что касается дела капитана Пишона…
— Да, Наполеон? — спросила я.