Валентина. Мой брат Наполеон
Шрифт:
Бедная Жозефина! Тогда ни я, ни остальные члены семьи Бонапартов не испытывали чувства жалости к ней, но теперь, когда прошлое перестало иметь значение, когда и она и Наполеон мертвы, мне жаль ее. Я даже слегка ненавижу Наполеона: нет, не за то, что он развелся с Жозефиной, а за то, как он это сделал. Наполеон по-прежнему любил ее какой-то странной, необычной любовью и тем не менее он унизил ее на глазах у всех нас и заставил страдать от последствий потрясшего, по его мнению, весь мир события, вызванного неуемным желанием сотворить родного сына, который унаследовал бы от него французский трон.
Фактически Наполеон назвал наше сборище семейным советом, который должен был, как он настаивал, воздать почести Жозефине за ее отважный и бескорыстный акт самоотречения. Я сказала «на глазах у всех нас», но когда мы пятнадцатого декабря тысяча восемьсот девятого года собрались в большом кабинете Тюильри, с нами не было двух членов нашей семьи — Люсьена и Элизы. Еще раньше Наполеон предложил Люсьену португальскую корону, но за свои страдания, продиктованные чувством клановой привязанности, услышал только насмешки.
В тот период Люсьен жил в Англии и, благодаря известной оппозиции Наполеону, являлся в этой вражеской стране почетным и уважаемым «пленником». Элиза же была беременна и слишком больна, чтобы перенести путешествие от Тосканы до Парижа. Наполеон сделал ее великой герцогиней Тосканской. А теперь мои воспоминания о том, что произошло в большом кабинете.
Пока меня не было в Париже, Жозефина согласилась на развод по взаимной договоренности. Церемония — если эту процедуру можно так назвать — состоялась в девять часов вечера. Все явились, разумеется, согласно приказу императора, в полной парадной форме, Дворец был ярко освещен. Евгений Богарнэ, которому выпала обязанность сопровождать свою мать, пожаловался ей на ненужную иллюминацию. Мужественная женщина постаралась не обращать на это внимания и объяснила, что император всегда любил помпезность и внешний эффект.
— Самым большим огорчением для него, — добавила она, — при условии, что душа останется жить и после смерти, явится то обстоятельство, что он будет лишен удовольствия руководить своими собственными похоронами.
Жозефина осталась верна самой себе и держалась мужественно. Она вошла в большой кабинет, именуемой также тронной залой, в сопровождении сына Евгения и дочери Гортензии. Выглядела она — одетая во все белое, без ювелирных украшений и без малейших следов румян на щеках, — удивительно спокойной и величавой. Как заявила она Гортензии, впервые в жизни она сочла необходимым появиться в обществе естественно бледной. Сидевший в кресле с подлокотниками Наполеон был тоже до трагичности бледен и судорожно сжимал миниатюрные руки.
Рядом с ним — наша мама, «императрица-мать». Евгений подвел Жозефину к третьему. Правящие монархи рода Бонапартов, и я в том числе, расположились в простых креслах, а остальные члены клана и немногие официальные лица — на обыкновенных стульях.
Начать представление предстояло императору. А пока мы сидели молча, сознавая напряженную, неестественную атмосферу, особенно когда, наконец, в зал вошли эрцканцлер и министр иностранных дел.
Как-то нерешительно Наполеон поднялся и обратился к эрцканцлеру. Для него была заготовлена речь, но он проигнорировал ее, напомнив мне актера, внезапно забывшего авторские строки и вынужденного импровизировать.
— В это печальный момент, который я буду помнить до самой смерти, — заявил Наполеон, — я с нежностью думаю о моей горячо любимой жене. Память о многих годах моей жизни, которые она сделала такими счастливыми, навсегда сохранится в моем сердце.
Наполеон еще больше побледнел и остановился, затем с чувством продолжил:
— Я сам короновал ее и никогда не отниму у нее этой короны. В соответствии с моим желанием она должна и впредь сохранить свое положение и титул коронованной императрицы. Но превыше всего прочего мне хотелось, чтобы она не усомнилась в искренности моих чувств и всегда помнила обо мне как о своем лучшем друге… У меня все, — резко оборвал он и сел.
Теперь наступила очередь Жозефины. Не ожидая приглашения, она встала и взяла у эрцканцлера приготовленную для нее речь, которая, однако, была написана ее почерком и на ее собственной, особого сорта бумаге. Я подумала, что, переписывая текст выступления, она, вероятно, там и сям вносила изменения в отдельные формулировки. Мы все смотрели на нее с любопытством, и она начала ясным, звонким голосом:
— С позволения августейшего и любимого супруга я объявляю, что, поскольку у меня нет надежды родить ему детей и, таким образом, соответствовать требованиям его политики и интересам Франции, я хочу представить величайшее доказательство моей преданности и любви, которое когда-либо существовало.
На этом месте бедная женщина задохнулась от волнения, глаза ее наполнились слезами, и стало ясно, что продолжать она не в состоянии. Обведя тронный зал страдальческим взглядом, Жозефина подозвала министра иностранных дел.
— Пожалуйста, мсье, — попросила она, передавая ему листок с речью.
Тот посмотрел на Наполеона, который молча кивнул.
— Всем, что у меня есть, я обязана щедрости императора, — продолжил прерванную речь министр иностранных дел. — Он собственноручно короновал меня, и от французского народа я не получила ничего, кроме доказательств любви и привязанности. Признавая все это, я твердо убеждена в необходимости расторжения брака, который стал помехой благоденствию Франции и лишает ее возможности иметь в будущем в качестве правителей потомков великого человека, избранного провидением для искоренения вредных последствий революции и для восстановления религии, трона и правопорядка.
Растроганный чувствительными словами, министр иностранных дел откашлялся, затем возобновил чтение:
— Расторжение брака не повлияет на мои чувства. Император всегда найдет во мне лучшего друга. Я знаю, какой глубокий след оставил данный шаг — обусловленный политикой императора и интересами нации — в его сердце, но, жертвуя самым дорогим во имя процветания страны, мы оба покроем себя славой.
Министр иностранных дел поклонился, и началось торжественное подписание документов. Эрцканцлер лично поставил свою подпись под актом об аннулировании брака. С точки зрения церкви, разумеется, Жозефина по-прежнему была женой Наполеона, но по существующим гражданским законам, принятым императором, он считался разведенным и мог снова жениться.
Наполеона нисколько не смущало то обстоятельство, что папа римский отказался санкционировать развод. Уже до этого между Наполеоном и папой возникли серьезные разногласия. Как всегда настойчивый в достижении цели, Наполеон направил войска в Рим, стараясь таким методом добиться, по его выражению, гармонии в отношениях церкви и государства. Это была довольно бесцеремонная попытка подчинить папу силой оружия, но Его Святейшество не поддался, даже когда Наполеон присоединил Папскую область к Итальянскому королевству и сделал папу, по существу, пленником Ватикана.