Валькирия рейха
Шрифт:
– Лиза! – не помня себя, Хелене бросилась на помощь к сестре. Понимая, что задержать ее уже невозможно, Эрих едва поспевал за ней, стараясь прикрыть ее автоматными очередями. Заметив Хелене, Эльза радостно приподнялась, и в этот момент пулеметная очередь сразила ее. Не вскрикнув, она ткнулась лицом в щебенку.
– Лиза! – подбежав, Хелене упала на колени рядом с сестрой, изо всех сил тряся ее за плечи. – Лиза, дорогая моя!
Но Эльза не отвечала. Глаза ее были закрыты, лицо смертельно побледнело, губы сжаты, по белой блузке разливалось темно-багровое кровавое
– Эльза! – в слезах Хелене прислонилась лицом к ее груди.
– Уноси ее в укрытие, – приказал Эрих – Я прикрою вас.
Задыхаясь от рыданий, Хелене поползла к подвалу, волоча за собой тело сестры. За ней, отстреливаясь из автомата, Эрих уносил мальчика. Несколько оставшихся в живых эсэсовских солдат, оборонявшихся в доме, помогли доставить Эльзу и юного солдата до бункера.
– Вряд ли кто-то сможет ей здесь помочь, – Магда Геббельс огорченно покачала головой, склонившись над телом Эльзы, – мне кажется, она еще жива. Надо послать в Шарите, может быть, там остались врачи. Я слышала, сегодня всех эвакуировали. Но нет никакой уверенности, что к Шарите удастся пробиться. Возможно, там уже русские, – предположила она.
– Я схожу, проверю, – вызвался Эрих.
– Нет, – решительно воспротивилась Магда, – отдыхайте, майор. Пошлем кого-нибудь из охраны. Только скорее.
К вечеру 28 апреля все склады боеприпасов и продовольствия в городе уже либо были в руках противника, либо подвергались сильному обстрелу его артиллерией. «Через два дня, – сообщил на совещании у фюрера комендант Берлина, – боеприпасы иссякнут, и войска больше не смогут оказывать сопротивление». Он настаивал на прорыве, который был вполне осуществим с военной точки зрения.
Фюрер почти все время молчал, погруженный в свои мысли. Наконец он сказал: «Ну и что, даже если прорыв удастся? Мы попадем из огня да в полымя. И мне, фюреру нации, спать в открытом поле или в грязном сарае и трусливо ждать конца?»
После совещания фюрер навестил раненого генерала фон Грайма. «Единственная наша надежда – это Венк, – заявил он, – и чтобы облегчить его прорыв, надо для его прикрытия мобилизовать всю наличную авиацию. Где Хелене? Позовите Хелене Райч», – приказал он своему адъютанту Гарри Менгесгаузену.
Хелене дремала на диване в апартаментах Магды Геббельс, приникнув головой к плечу Эриха. Измученная переживаниями за сестру, которая, по счастью, пришла в сознание, она всего полчаса назад позволила себе немного отдохнуть. Однако даже сквозь сон она слышала, как в коридоре ходили, беседовали меду собой офицеры, даже как будто узнавала голоса. Но как ни странно не заметила, когда подошел Гарри Менгесгаузен и что-то шепнул Хартману на ухо. С большим сожалением Эрих вынужден был разбудить Хелене.
– Тебя вызывает фюрер, – сказал он, когда она открыла глаза. Умывшись и поправив прическу, Хелене тут же в сопровождении Менгесгаузена направилась в комнату, где уже находился генерал фон Грайм. Там ее ждал фюрер. Он приказал Хелене Райч доставить фон Грайма на один из аэродромов под Берлином, где тот соберет все самолеты. Венк сможет пробиться только при поддержке
– Когда?
– Сейчас, – чужим, отстраненным голосом ответила Хелене: – Но ты не полетишь, ты ранен, – сказала она, обращаясь к Андрису.
– Я полечу, – твердо возразил он. Она поняла, что переубеждать его бесполезно. Лучше уж лететь, чем оставаться здесь и беспомощно ждать развязки.
– Необходимо собрать всю авиацию на одном из близлежащих аэродромов для поддержки Венка, – объяснила она.
– Вся авиация – это от силы десять машин, – усмехнулся Лауфенберг. – Венку сильно полегчает.
– А как же Эльза? – спросил Эрих. Этот вопрос был самым больным. Хелене растерянно молчала: ей ничего не оставалось, как бросить сестру в бункере на произвол судьбы. Везти ее с собой она не могла: неизвестно, что еще ждало ее впереди. Не могла она и не выполнить приказ Гитлера. Эрих увидел, что Хелене что-то вертит в руке. Подошел, взял ее за руку: так и есть – ампула с ядом. Спросил:
– Откуда это у тебя?
– Мне передал ее Геринг, еще в Оберзальцберге, – ответила Хелене – если невмоготу будет терпеть. Пожалуй, это единственное, что я сейчас могу оставить своей сестре.
– Зачем? – ужаснулся Эрих.
– Чтобы русские не мучили ее. Ведь изнасилуют.
Подошла Магда Геббельс. Она слышала их разговор. Молча передала Хелене два письма: к своему сыну от первого брака Харальду, от себя и от Геббельса. Затем сняла бриллиантовое кольцо и надела его на палец Хелене, попросив носить как память. Разрыдавшись, подруги обнялись.
– Мне не верится, что мы снова когда-нибудь увидимся, Хелене, – всхлипывала Магда, – я хочу, чтобы ты осталась в живых. При известных условиях ты будешь едва ли не единственной, кто добрым словом вспомнит о нас. Оставайся в живых, дорогая. Жизнь так прекрасна.. Обо мне не беспокойся, – продолжила она, всхлипнув, – я все решила за себя и детей. Я сама создала нашу жизнь, сама ее уничтожу.
– Магда, пощади детей, – просила ее Хелене. Слезы текли по ее щекам, – я очень прошу тебя. Это просто святотатство.
– Они слишком юны, чтобы высказаться самим, – ответила Магда, – но, достигнув достаточно зрелого возраста, я уверена, они безоговорочно присоединились бы к нашему решению. Лучше кончить жизнь в борьбе, чем стать предателями. Вот ты, – Магда спросила Хелене, – ведь ты летишь, чтобы драться до конца? И я тоже пойду до конца…
Оставшись наедине с сестрой, Хелене в отчаянии обняла Эльзу. Затем нагнулась, поцеловала ее в лоб. После лекарства, которое дал доктор, та все еще спала глубоким сном. Затем Хелене позвала Магду и передала ей ампулу с ядом: