Вальс одиноких
Шрифт:
– Он так уверенно держится, что это почти незаметно. Но я на такие вещи всегда обращаю внимание. Правда, мне неловко, когда другие делают замечания.
– Прости, если обидел.
Они вышли на безлюдную набережную. Глеб остановился и прижал Иветту к себе.
Долгий поцелуй завершил бессмысленную дискуссию.
7
Иветта и Глеб жили по несуществующему календарю. На их улице буйствовала весна, и все вокруг подчинялось ее требованиям. Декабрьская слякоть прикидывалась весенней оттепелью. Короткие зимние дни охотно уступали место божественным ночам – долгим ночам любви. И ранние сумерки были на стороне влюбленных: Иветта бродила с Глебом по улицам абсолютно не таясь, дымчатая вуаль скрывала их лица от чужих глаз. Лишь под крышей ее дома не было безопасного уголка: всюду Иветту настигал колючий взгляд дочери. От нее Иветта скрывала тайну – связь с человеком много моложе себя. Щеки ее разгорались от стыда при мысли о том, что Анна может о чем-то догадаться. Поэтому время для интимных встреч с Глебом она выбирала так, чтобы не столкнуться с Анной. Обстоятельства благоприятствовали этому – дочь недавно поссорилась с дружком и выдворила его из квартиры. И снова редко ночевала с матерью, привычно отговариваясь мифом о подруге или студенческом общежитии. С кем и как она проводила время в действительности, Иветте знать не полагалось. В такие дни дом Иветты был открыт для Глеба.
Глебу опасения Иветты были непонятны. Он говорил, что она ведет себя как глупая девчонка. Пытался пригласить к себе. Объяснял, что Валерия всегда благосклонно принимала его женщин и даже начала подыскивать ему невесту. Эта фраза напугала Иветту: вряд ли она устроит сестру Глеба в качестве его жены. И потому боялась незнакомой Валерии пуще собственной дочери. Она опасалась предстать в ее глазах хищницей, прибравшей к рукам юного мальчика. Нелепые страхи Иветты выталкивали влюбленную пару в общественные места: на; выставки и в музеи. Но нет худа без добра: регулярное посещение вернисажей сблизило их в духовном плане. Эрудированный Глеб с воодушевлением рас сказывал о современных течениях в искусстве. Иветта радостно откликалась на эмоции, переполнявшие Глеба, и дополняла их собственными переживания ми. Однако в понимании живописи, как и новой литературы, она уступала Глебу. Так прежде пасовал перед ней Валентин. Но в отличие от самодовольно го ограниченного мужа Иветта переживала из-за своей несостоятельное™.
Почти все свободное время она посвящала Глебу они занимались в клубе, бродили по городу, посещали музеи, а главное – встречались наедине. Ни в каком ином обществе Иветта не нуждалась. Глеб, одна ко, стремился к большему – сказывались годы его вращения в богемных кругах. В детстве он трудно сходился со сверстниками, теперь же впал в иную крайность. Юноша не мыслил жизни без активных раз влечений, дискотек и недавно появившихся ночных клубов. Даже отойдя от сомнительной компании, он не утратил интереса к миру шумных удовольствий Иветту приохотить к тусовкам было невозможно. Она соглашалась иной раз посидеть в модном кафе, но ходить в ночные заведения отказывалась наотрез Клубиться ей было не к лицу и не по возрасту. И это оказался единственный пункт их расхождения.
Однако едва Амосов выплатил Глебу премию за удачно проведенную рекламную кампанию, Глеб купил два билета в престижный ночной клуб и вытащил-таки Иветту. Полумрак, скопище людей и громкая музыка обрушились на ее бедную голову. Она сразу увидела, что большинство посетителей, особенно посетительниц, – молодежь. Ей казалось, что тоненькие девочки в обтягивающих юбочках или мини-платьицах на узких бретельках смотрят на нее с пренебрежением. На самом деле им не было до Иветты никакого дела. Красотки приглядывались к мужчинам-одиночкам, среди последних попадались и солидные господа – иные были старше Иветты! – в отлично сшитых костюмах. Они шарили глазами по девичьим грудям, тоже не замечая Иветту. Хотя не заметить ее было трудно: среди посетителей она смотрелась белой вороной. Ее новое платье, купленное по случаю двадцатилетия окончания вуза – выпускники встречались в ресторане, – мало подходило для этого места. Иветта выбрала его с тем расчетом, чтобы после вечеринки надевать на работу. Поэтому и цвет, и фасон были строги: светло-серая шерсть, закрытый ворот, умеренная длина.
Счастливый Глеб не замечал обеспокоенности Иветты. Его то и дело окликали знакомые, спрашивали, как дела, приглашали за столик. Глеб не спешил присоединиться к ним, он просто кайфовал в знакомой атмосфере тусовки. Перед Глебом и Иветтой стояла бутылка кальвадоса, полагающаяся гостям бесплатно. Но алкоголь мало привлекал обоих. Глебу было весело и без него, а Иветта скучала даже после пары рюмок. Ее увлекло лишь наблюдение за Глебом, который раскрылся перед ней совсем в ином ракурсе.
– Тебя тут все знают, это немыслимо! – воскликнула Иветта. – А еще жаловался, что у тебя нет друзей. Хотел меня разжалобить?
– Я сам не понимаю, как так получается, – задумался Глеб. – С одной стороны, в компании у меня чувство одиночества обостряется, я понимаю, что не такой, как все. А с другой – меня влечет эта атмосфера радости, безумия, бездумности. Я как отпускник на пляже: уже дымлюсь от солнца, но с моря не ухожу. А тебе здесь совсем не нравится?
– Ну почему же? – дипломатично отозвалась Иветта.
Постепенно и ее начал затягивать этот фантасмагорический мир. Хотя Иветта и понимала, что она здесь чужая. На сцене Дефилировали трансвеститы. К ее удивлению, здесь отсутствовали знакомые по эстраде шаржированные персонажи с накладными бюстами и волосатыми ногами. Стройные красивые юноши в эротических одеяниях томно изгибались в свете прожекторов под звуки электронной музыки. В этом даже прослеживалась какая-то эстетика, но эстетика нездоровая, противоестественная. Царила суетная атмосфера бесконечного веселья. В зал то и дело впрыскивался искусственный туман – перемешиваясь с табачным дымом, он заволакивал все вокруг. Из тумана тут и там показывались головы – это изощрялись в быстрых танцах девушки и ребята. Какая-то красотка схватила Глеба за руку и потащила в круг, где все танцевали вместе и каждый сам по себе. Глеб немного попрыгал, вернулся к столику и потянул за собой Иветту. Из-за грохота музыки она не расслышала слов, но догадалась, что он зовет присоединиться к танцующим. Наконец и она, подчиняясь быстрому ритму музыки, влилась в танцевальный вихрь. И случилось чудо! То, что не могло сделать вино, свершил танец. Иветта забыла о возрасте, раскрепостилась и почувствовала себя молодой и задорной, какой не была даже в юности.
К середине ночи Иветта ощутила усталость. В помещении было жарко, душно, накурено. Продолжала бить по голове громкая музыка. Но Иветта не хотела лишать Глеба удовольствия и не настаивала на уходе. Напротив, она старалась казаться оживленной, теперь уже превозмогая утомление. С Глебом ей хорошо, только хватило бы сил дожить до утра! Надо сделать паузу, немного отдышаться. Но где найти тихое место в этом содоме? Чтобы Глеб не обиделся, она предложила:
– Глеб, хочешь я тебе стихи почитаю? Только пойдем где потише. Здесь найдется спокойное место?
– Стихи? – удивился Глеб. – Сейчас? Подожди, Веточка, сообразим.
Глеб отошел к стойке бара и купил кока-колы. Затем, удерживая в руке сразу две бутылки, вывел Иветту из общего зала. В коридоре, перед входом в казино, они нашли свободный диванчик. Сюда грохочущая музыка доносилась как сквозь вату. Потягивая колу, Глеб приготовился слушать. Иветта тихим размеренным голосом прочитала несколько стихотворений Ахматовой. Глеб прервал ее:
– А теперь давай что-нибудь свое. Наши отношения не подтолкнули тебя к новым поэмам? Я же знаю, поэты свои чувства переживают параллельными потоками – в жизни и на бумаге. Я не прав?
Иветта задумалась. Она не написала ни одного стихотворения, посвященного Глебу. Ее стихи порождала только безответная любовь, петь о счастье она еще не научилась.
Иветта улыбнулась, вспомнив строчки, когда-то предназначенные Владимиру. Почему бы не прочитать их сейчас?
Ты – цветущий тюльпан, любимый,Рядом бабочкой трепещу.Мне бы, глупой, промчаться мимо,Но вдали от тебя – грущу.– Неужели я напоминаю тебе бездушный тюльпан, цветок без аромата и жизненного горения? Признавайся, кому ты писала эти стихи? – ревниво спросил Глеб.
Иветта в очередной раз подивилась тонкому наитию Глеба. Он почувствовал холодность этого тюльпана, воплощение эгоизма и самовлюбленности. Имен но таким был Владимир. Глеб иной. Но она снова, как в юности, трепещет мотыльком.
– Угадал, эти стихи написаны давно. Но тюльпан не обязательно холоден и эгоистичен. Вообще-то это очень красивый цветок. Я очень люблю тюльпаны, особенно белые.
Глеб не принял объяснений. Его задело, что стихотворение посвящено другому. Иветта никогда не рассказывала ему о предшествующих мужчинах. Изредка упоминала мужа, и только.