Вальс одиноких
Шрифт:
Обратный путь Иветты распадался на разные этапы. Вначале она шла по хорошо освещенному бульвару, затем по широкой улице Чайковского – там тоже встречались прохожие. Но вскоре приходилось сворачивать в безлюдный переулок, ведущий к последнему участку пути – пустынной, продуваемой всеми ветрами набережной Фонтанки. Регулярные поздние возвращения притупили страх перед темными улицами. Иветте перестала мерещиться опасность за каждой водосточной трубой, однако общее состояние напряженности ее не оставляло. В темном небе не горело ни звездочки, половина фонарей была разбита, но Иветте не требовалось освещение, чтобы найти свой дом. Недавно выпавший снег уже чавкал под
Вдруг от мусорного бака черной стрелой метнулась тень. Иветта вздрогнула, однако тут же рассмеялась над своим страхом, угадав в слабом освещении подворотни черную кошку. Та чего-то испугалась и кинулась в обратную сторону, перебежав Иветте дорогу Не успела она подумать о плохой примете, как ей в глаза полетели едкие брызги из поднесенного к лит баллончика. В следующий момент свет окончательно померк в ее сознании. Когда Иветта пришла в себя, тс не сразу сообразила, где лежит. Тупая боль в голове ни давала сосредоточиться. Шапка и сумка исчезли. Вы ходит, она так и не успела пройти злосчастную подворотню? Глаза невыносимо щипало. Она протерла веки – стало еще хуже. Болезненно щурясь, Иветта побрела к парадной. По пути наступила на свою шапку. Наклонилась, подняла. Без всякой надежды на успех поискала глазами сумку. Денег там оставалось немного, но документы!.. Теперь не избежать муторных хождений по инстанциям.
Недовольная Аня в ночной сорочке отворила дверь. Не глядя на мать, пробурчала, что лучше бы Иветта пользовалась своими ключами, и быстро ретировалась. Иветте сейчас так было необходимо со чувствие или хотя бы элементарная помощь дочери согреть чай, дать таблетку от головы, просто пожалеть. Может, позвать Аню, рассказать ей о своем несчастье? Иветта приблизилась к дверям дочкиной комнаты, собираясь постучать, но раздумала. Веселый смех за дверью остановил ее. Аня не заметила состояния мамы, повела себя как чужой равнодушный человек. Что ж, у Иветты хватит гордости ее не беспокоить. Все, чему ее учили в клубе – необходимость проговаривать свои беды, обращаться за помощью к близким людям, – забылось напрочь! Иветта прошла в ванную и долго промывала глаза, вымывая с едкой жидкостью непрошеные слезы. Потом вернулась в комнату и, не раздеваясь, легла на тахту. Темные тени люстры кружили над ее головой. К счастью, она скоро заснула.
Проснулась Иветта поздно. Аня со своим другом давно ушли на занятия. Вставать Иветте не хотелось: голова кружилась. Превозмогая себя, она набрала номер Бузыкина. Вкратце сообщила начальнику, что с ней приключилось. Тот посочувствовал и разрешил отдохнуть несколько дней. «Срочной работы нет», – заметил он. Но встать пришлось – тишину нарушил робкий одиночный звонок в дверь. Иветта накинула халат и, пошатываясь, пошла открывать. Посмотрела в глазок и не поверила собственным глазам: у двери топтался Глеб. Иветта впустила гостя в квартиру. Глеб вошел, отряхивая снег с воротника, и пояснил, что запутался с данными в ее резюме. К телефону никто не подходил, и он решил забежать наудачу по указанному в анкетных данных адресу. Вдруг Глеб замолк на полуслове. Он увидел страшные ссадины на лице Иветты – сама она о них не догадывалась.
– Что с вашим лицом, Иветта Николаевна? – почтительно обратился он к ней, как в прежние времена, а не на занятиях.
Иветта повернулась к зеркалу, висящему в прихожей. Потом плюхнулась на табурет, спрятала лицо в руки и разрыдалась:
– На меня… На меня, Глеб, вчера напали. Когда я к дому подходила.
– Кто напал? Как это случилось?
Глеб
Потом они пили чай на кухне, обсуждали свои занятия. Иветта чувствовала себя молодой и счастливой, хотя легкое недомогание не оставляло ее. Глеб тоже испытывал непривычное воодушевление. Кажется, впервые в жизни он кому-то стал опорой. Для других женщин он обычно играл роль сына, сейчас же почувствовал себя взрослым мужем. Заметив, что Иветта по-прежнему бледна и, кажется, не совсем здорова, он приказал ей отправляться к врачу. Иветта с радостью подчинилась. Они оделись и пошли в поликлинику вместе.
Врач поставил диагноз «сотрясение мозга», прописал постельный режим. Но оставалось еще одно дело: зайти в отделение милиции и сделать заявление о хищении паспорта. Если бы не поддержка Глеба, Иветта вряд ли выстояла очередь. Затем Глеб проводил Иветту и уехал по своим делам.
Вечером Иветта рассказала Ане и ее другу о вчерашнем происшествии. Курсант хмуро заметил, что надо было сразу сообщить о нападении, теперь поезд ушел. В милиции от заявления ее только отмахнутся.
– А ты не можешь устроить, чтобы приняли заявление? – встрепенулась Анна.
– Я для этого еще слишком маленький, – отшутился курсант.
Аня покачала головой:
– Ну, мама, ты прямо как ребенок. Почему сразу мне ничего не сказала? Бог с ней, с милицией. Я бы вызвала «скорую помощь». Я ведь, когда дверь открывала, в твою сторону не смотрела. Ты извини…
Иветта млела от счастья. Как хорошо все складывалось! Голова почти прошла, и Анечка так внимательна, весь вечер от нее не отходит. Сама ужин приготовила. Нет, все-таки хорошую она вырастила дочь. Просто нынешняя молодежь далека от старшего поколения, у них своя жизнь, и они порой не замечают, как делают родителям больно. Иветта сама виновата, что вчера промолчала. Но сегодня был вечер согласия и примирения. Иногда беда сближает.
Иветта болела с удовлетворением. Дочь дала ей почитать книжку, чего прежде за ней не водилось. Пруст, «В поисках утраченного времени». Название обещало Иветте рассказать, куда уплыло ее время. Но книга ответа на вопрос не давала. В ней почти отсутствовал сюжет – непрерывный поток сознания. Иветта впервые столкнулась с такой литературой: вязь слов на страницах была сродни дуновению ветра над головой. При чтении у Иветты возникало неясное волнение в душе, но ум оставался голоден. Книга казалась ей слишком затянутой, а она так надеялась понять через этот роман свою продвинутую дочь и ее поколение…
Больную почти ежедневно навещал Глеб. Они не думали ни про свои отношения, ни про будущее жизнеустройство. Поначалу они обсуждали Пруста – Глеб пытался донести до Иветты тайные глубины его произведений, однако скоро эти разговоры наскучи ли обоим: Иветта не понимала автора, а Глеб не видел в ней достойной собеседницы. Но притягательный омут физического влечения захватил обоих Впервые в жизни, на исходе своего цветения, Иветта испытала оргазм. И горько сожалела, что тогда, десять лет назад, с таким упорством противилась чувству Иветта признала, что грешная любовь к юному Глебу тлела в ее сердце много лет!