Вальс одиноких
Шрифт:
– Веточка, скажи честно: сколько мужчин у тебя было до меня?
Этот вопрос смутил Иветту еще больше, чем предыдущий. Единственным мужчиной, с которым она делила постель, был Валентин. Но предстать перед Глебом ветхозаветной теткой, до сих пор не имевшей ни одного любовника, ей было неловко Да он и не поверит! Сексуальная революция диктовала другие нормы, а Глеб был молод и, значит, принимал их. Поэтому Иветта, занося себя в разряд продвинутых и современных, шутливо подняла ладонь:
– Пятерни хватит для счета!
Глеба ответ удовлетворил. Мимолетная ревность отступила. Если ты пятый в жизни сорокалетней женщины – это нормально. Глеб не поверил бы Иветте, скажи она правду, – что он ее первая
Они пробыли в клубе до закрытия. Глеб успел сыграть несколько партий на бильярде и просадить часть денег на игровых автоматах. Но несколько купюр в его бумажнике осталось. Когда они входили в только что открывшееся метро, он купил в вестибюле для Иветты букет белых тюльпанов.
Для Иветты ночь в клубе была подобна непосильному марафону. Несколько дней она приходила в себя, у нее даже поднялась температура, хотя это могло быть простым совпадением: в городе начиналась эпидемия гриппа. Едва она выздоровела, как Глеб позвонил с новым предложением: сестра уехала в Москву, им ничто не мешает провести ближайшие выходные у него дома. Глеб давно приглашал Иветту к себе, но она упорно отказывалась, опасаясь встреч с Валерией. Однако ей было интересно посмотреть, как живет избранник. Жилище всегда много сообщает о хозяине, даже выдает его тайны.
тому же Глеб хотел похвастаться собственноручно сделанным ремонтом, так что отказаться от визита Иветта не имела права.
В субботу днем Иветта решилась. Глеб, как и она, жил на набережной Фонтанки. Дом Иветты находился у истока реки, напротив Летнего сада, а Глеб обитал ближе к деловому центру, за Аничковым мостом. Иветта шла пешком по узенькому тротуарчику рядом с парапетом и отсчитывала гранитные тумбы, чередующиеся с просветами чугунной решетки. К чему этот странный счет? Иветта пыталась отогнать назойливую мысль, что совершает нечто неприличное. Страшно вообразить: женщина идет к мужчине домой, чтобы заниматься там любовью. А вот принимая Глеба у себя, она не испытывала стесненности. И в этом не было никакой логики.
Насчитав триста столбиков, Иветта почти приблизилась к цели. Последний ориентир на ее пути – дворец Белосельских-Белозерских. Пурпурный фасад с гипсовыми венками над окнами напомнил ей другой период жизни: за этими стенами школьницу Иветту принимали в комсомол – в советское время здесь находился райком партии. Ныне в здании располагался международный культурный центр. Дворец оказался зримым воплощением перемен в обществе: казарменный устав молодежной организации сменился свободомыслием сегодняшнего дня. Едва Иветта обнаружила это любопытное совпадение, как ее внимание привлекла толпа зевак на Аничковом мосту. Проследив за их взглядами, она посмотрела под мост, на тонкий лед. Там на серой, талой пластине лежал раскрытый кошелек, из которого высовывались зеленоватые бумажки. Пронесся слух, что это доллары, – назывались невероятные суммы. Какой-то мужичок пытался подцепить сокровище удочкой. Наконец ему это удалось. Прямо перед глазами Иветты в воздухе промелькнул влажный кошелек, и тут же из него посыпались купюры. Люди бросились их ловить. Несколько стодолларовых бумажек упало к ногам Иветты. Она с любопытством взглянула на них и сразу заметила, что это грубая фальшивка, сработанная на ксероксе: обратная сторона оказалась белой! Был ли брошенный на лед бумажник следом преступного умысла или невинным розыгрышем, для Иветты осталось загадкой. В жизни происходит много чудных вещей. Иветта решила позабавить Глеба этой историей и последовала дальше. Вот наконец и его дом. Высоченная, в три этажа арка, за которой открывалась анфилада проходных дворов. Иветта вошла под высокий свод как в храм. Нужный подъезд она нашла быстро. На площадке третьего этажа остановилась, опасливо
– Валерия не вернулась? – шепотом спросила Иветта, едва войдя в прихожую.
– Что ты, трусишка, какая Валерия? Она приедет только завтра.
– А вдруг сегодня?
Глеб запер дверь на задвижку, чтобы успокоить Иветту.
– Мы одни, никто нам не помешает.
Иветта немного успокоилась, сняла пальто. Глеб устроил его поверх какого-то плаща: все крючки на вешалке были заняты. Рядом с теплой одеждой пылились летние куртки, будто в доме не было шкафов. Беспорядок поразил Иветту. Но впереди ее ждали новые сюрпризы.
Глеб приветливо распахнул дверь комнаты:
– Добро пожаловать в мои хоромы.
Иветта остановилась на пороге, пораженная видом узкой комнаты. Одна длинная стена представляла большой, от пола до потолка, коллаж – мозаика вырезанных из журналов картинок, кричаще ярких и разнообразных. Они примыкали друг к другу, как клетки на шахматной доске. Здесь были фигуры мотоциклистов в красных шлемах, обнаженных красоток, лыжников, навечно застывших в полете над трамплином. На первый взгляд, это собрание казалось хаотичным, но Иветта почувствовала какую-то объединяющую идею, хотя вряд ли смогла бы выразить ее словами. Оформление другой стены Глеб, по-видимому, еще не завершил, она была обклеена газетами.
– Что, затянулся твой ремонт, Глеб? – сочувственно спросила Иветта, кивнув на газеты.
Глеб загадочно улыбнулся. Затем попросил Иветту присмотреться. Гостья снова окинула взглядом газетную стену. Повернула голову так и этак Оказывается, газеты были не промежуточным этапом, а составляли часть обновленного интерьера Строки и заголовки, приклеенные под одинаковым углом, создавали ощущение косых струй дождя. И последний изыск, подмеченный Иветтой, – большие рыжие тараканы. Нарисованные Глебом, они ползли по газетным струям, являя собой вечное движение жизни.
– Что, живых насекомых не хватает? – покачала головой Иветта.
Глеб предложил присесть, Иветта устроилась на тахте. Торцовые стены были оформлены стандартно одна завешена ковром, пространство другой занимало окно. Все прочее – беспорядочная груда аудио кассет и каких-то коробок на подоконнике, стопке книг на крышке пианино, магнитофон, почему-то стоящий на полу, – уже не удивляло Иветту. Она поняла, таким и должно быть жилище художника Однако сама жить в таком хаосе не смогла бы. Глеб заметил ее замешательство:
– Видишь, какой порядок! Сегодня все утро старался, убирал. Ладно, прошу к столу.
Он пододвинул к тахте журнальный столик с немудреной снедью. Поначалу Иветта даже не заметила его. Посреди банок со шпротами, тарелок с неровно нарезанным сыром и упаковкой крабовых палочек стояли две пивные керамические кружки. Глеб сбегал на кухню и принес из холодильника две запотевшие бутылки. Пиво не удивило Иветту, этот напиток уже перекочевал из грязных подворотен на интеллигентские застолья. Она спросила мимоходом, играет ли хозяин на пианино. Тот виновато признался, что мама пыталась научить его музыке, но он был таким раздолбаем, что всячески избегал этого. О чем теперь искренне сожалеет. Инструмент остался как память о маме, Валерия тоже не играла. Тут же Глеб вспомнил, что надо включить магнитофон. Он отошел к подоконнику и, перебирая кассеты, вслух перечислял: Джо Дассен, Эдит Пиаф, Мирей Матье, Милен Фармер. Иветта удивилась его пристрастию к французским романтикам: музыкальные вкусы друг друга они еще не выясняли. Когда они проводили время у Иветты, фоном их встреч была случайная музыка из радиоприемника. Коллекция Глеба Иветте понравилась.