Валтасар (Падение Вавилона)
Шрифт:
Встретили его, возведенного в сан царского посла с неслыханными почестями и нескрываемым подобострастием. Хашдайя, скривившись при виде посыпания экипажа родственника розовыми лепестками, наблюдая за скачущими вокруг них, распевающими гимны девицами, время от времени провозглашавшими: "Осанна! Осанна!" - спросил у Нур-Сина.
– С чего бы это они так распелись?
Не получив ответа, он вопросительно глянул на Балату. Тот жестом указал, что все правильно, так, мол, и надо.
Чтобы знатная вавилонянка поменьше бросалась в глаза, Луринду в поселении
– Все хорошо, родная. Я за тобой, - шепнул Нур-Син, и далее, как бы не замечая женщину, направился к крыльцу глинобитной хижины, куда вышел невысокого роста, коренастый, с широкой, начинавшейся от висков, седой бородой старик. Голова его была также покрыта шапкой седых, стоявших дыбом волос. Седина его была благородно подбита желтизной. В руках посох, одежды свисали свободно, пояса не было - видно, в тот час Иезекииль предавался досугу. Старик первым поклонился вавилонскому вельможе, пригласил его в дом. Балату в свою очередь занялся Хашдайей.
В просторной глинобитной хижине было сыро и зябко, сказывалось соседствующее с поселением обилие воды. Пахло дымом от многочисленных печей, в которых иври уже третье поколение обжигали кирпичи. Поговорили о том о сем. Иезекииль сообщил, что доволен усердием и скромностью его женщины, и посему она может надеяться, что всякие её вопросы к Всевышнему не останутся без ответа. Хотя, конечно, Господу по нраву не вопрошающие, а смиренные.
Нур-Син спросил.
– Значит, уважаемый наби, моя женщина получила ответы на свои вопросы?
– Я постарался, благородный. Я не скрывал от неё того, что мне известно, - старик неожиданно прервал речь, потом воскликнул.
– Что мы все о серьезном да о серьезном. Гостя, тем более такого желанного, словами не насытишь.
Старик щелкнул пальцами. В комнату поспешили юноши, принесли треугольный стол уставили его едой, затем также молча покинули комнату.
– Угощайтесь, благородный Нур-Син. В Новый год мы празднуем пасху. Праздник этот соединен с освящением опресноков и установлен Господом перед Исходом нашего народа из твердыни Египетской. Вот о чем я хотел попросить вас, благородный Нур-Син. Тексты, которые достались вашей жене от известного своими доблестями Рахима-Подставь спину, слишком ценны для нас, чтобы мы не пытались хотя бы выразить желание владеть ими. Не согласитесь ли вы продать
– Нет, Иезекииль. Во-первых, это собственность жены, во-вторых, вряд ли она согласится расстаться с ними, по крайней мере, за деньги. Вот что я хочу сказать, уважаемый наби - не будем спешить и подгонять Того, кто создал мир и царствует в нем. Его слово рано или поздно обретет плоть, дойдет до смирных и ищущих, так что не будем насилием, деньгами, греховной торопливостью подгонять предвосхищенное.
– Что ж, этот ответ достоин той славы, которая идет о твоей мудрости, Нур-Син. Когда вы собираетесь в обратный путь?
– Завтра с утра.
– Хорошо. Вас проводят в достойное вашему сану жилище.
Вечером Даниил, оставшись с Иезекиилем наедине, поинтересовался правда ли, что тексты, которые хранила Луринду, написаны рукой Иеремии?
Старец кивнул.
– Я сразу узнал его слог. Эти тексты, безусловно, самая полная запись. Большинство из них начертаны самим Иеремией, а там, где поработали его ученики, остались следы исправлений, сделанные его рукой.
– Неужели ты позволишь ей забрать эти пергаменты с собой?
– Не гневи Бога, Даниил. Мне точно известно, что сам Иеремия передал язычники Рахиму эти записи. Ты осмелел настолько, что пытаешься преступить через волю пророка? Поднять руку на то, что нам не принадлежит? Поссориться с человеком, близким к Набониду, будущему царю? В который раз ты спешишь.
– Но разве можно доверять истину тем, кто поклоняется кумирам.
– Она и он поклоняются Создателю.
– Но иному, чуждому нам.
– Иных Создателей не бывает. Ее понимание Бога верно. Я не могу посягнуть на то, что завещано Иеремией.
– Значит, если она погибнет, если дом её будет сожжен, мы потеряем слова Иеремии.
– На все воля божья.
– Старик помолчал, покивал, потом добавил.
– Я приказал по ночам копировать пергаменты, так что, по крайней мере, плач Иеремии у нас есть.
– Твоя мудрость, Иезекииль, граничит с хитростью Набонида.
– Пустое, - махнул рукой старик.
– Это все суета. Переписчики слишком спешили, чтобы не наделать ошибок. Я всегда с осторожностью отношусь к тому, что совершается в спешке, без ясно выраженной воли Создателя. Торопливость чревата неверным пониманием текста, описками, грубым ошибками. Чем все эти огрехи обернутся через много-много дней, кто может сказать? В такие минуты и наступает черед Создателя дать знак.
– То есть?
– не понял Даниил.
– Я все сказал, - ответил старик.
Глава 7
Иезекииль словно в воду глядел. Под утро поселение иври было разбужено конными вооруженными всадниками, налетевшими со стороны Вавилона. Примчались с факелами, шумно, дерзко, на скаку хлестали плетками тех из селян, кто подворачивался под руку. Старший над конным отрядом зычно требовал ответа, где укрывается царский посол, куда его, вы, негодники, спрятали?
Стражник из иври ответил, что гостю оказали достойные почести, а теперь он пребывает в гостевом доме вместе со своей супругой, благородной Луринду.