Валтасар (Падение Вавилона)
Шрифт:
Нур-Син открыл рот от удивления, затем воскликнул.
– Боги мои, это же Набонид!
– Он самый, - подтвердил царский голова и откинул капюшон.
– Ну, рассказывай, сынок, как вы с Нериглиссаром и его недоноском договаривались сбросить меня с насиженного места и отправить в почетную ссылку. Или прямо в бездну, в страну Эрешкигаль?
– Нет, господин, о казни и речи не было! Нериглиссар убеждал меня, что ради спокойствия в государстве он готов на все, - писец усмехнулся.
– Он во многом меня убеждал.
– Что ж ты перестал подпевать
Набонид звучно продекламировал стихи, звучавшие очень необычно для благовоспитанного уха.
Вокруг тишина, только слышно,
Как кто-то проворный ворует с чужого поля лук.
Отгадайте, добрые люди, кто у нас охоч до чужого добра?
Кого ждет праведный суд?
Гость продолжил.
– Чуешь, что ждет воришку? Праведный суд. За ретроградство, за приверженность к традициям, за то, что развалил государственный аппарат, позволивший в течение трех месяцев собрать припасы для войны с Пиринду. Ведь ты же сам занимался этим, Нур-Син! Вот и напомнил бы правителю, в чем состоит его долг. Если Нериглиссар желает царствовать, он должен править в интересах города. Но это все слова. Поговорим о тебе. Ты имел сегодня разговор с Балату-шариуцуром?
– Да, уважаемый Набонид. Это был какой-то странный разговор.
– Ничего в нем нет странного. Он предлагал тебе отослать Луринду к его соплеменникам на канал Хубур?
– Да, уважаемый...
– Отправь немедленно. Перед рассветом к твоему дому подойдет повозка, пусть она будет готова.
– Но, уважаемый...
– Сам приготовься к худшему. У тебя в доме есть помещение, в которое не сможет проникнуть посторонний?
– Да, уважаемый...
– Там и ночуй до заседания государственного совета. Вооружи рабов.
– Зачем, уважаемый...
– Ты слушай, что тебе говорят, - вставил замечание отец.
– Если ты слеп и глух, то помалкивай и внимай мудрым. Женку свою, порченную смокву, вывези в первую очередь, - он помолчал, потом угрюмо добавил.
– Лучше, конечно, оставить её в доме, чтобы наемным убийцам хотя бы какая-нибудь работа нашлась.
– Отец!..
– воскликнул Нур-Син.
– Ладно, - оборвал его Набузардан.
– Пусть живет, все-таки внучка Рахима. Вот кого нам не хватает в эту минуту, Набонид. Что скажешь?
– Да, Рахим быстро соображал. Мы уже в эту ночь расправились бы с ублюдком.
– На нет и спроса нет.
– Отец, - воскликнул Нур-Син.
– Уважаемый Набонид, объясните, в чем дело?
– В том, что Нериглиссар вот-вот поддастся на уговоры окруживших его проходимцев и лизоблюдов. Они уже давно требуют выдать им мою голову. Они хотят толкнуть царя на решительный шаг, после которого уже не будет возврата к нынешнему положению в стране. Они надумали сотворить какое-нибудь злодеяние и обвинить в нем моих людей, а потом и меня. По мнению Лабаши и его окружения, лучше, чем ты, кандидатуры не придумаешь. Молокосос рассчитывает, что когда Набузардан узнает, кто совершил убийство, он тоже примет их сторону. В этом случае перевес в совете будет на стороне крикунов.
– Но зачем убивать меня и мою смоквочку?
– воскликнул Нур-Син.
– Неужели непонятно, - ответил Набонид.
– Ты - реальный кандидат на должность царского головы, который займет этот пост после того, как на совете в вопросе о войне с Лидией я, по расчетам Лабаши, займу отрицательную позицию. О том, что тебя прочат на мое место, в городе известно всем, и твоя отставка с этой точки зрения выглядит всего лишь как уловка, нежелание осложнять отношения со мной в преддверии новогодних торжеств.
Нур-Син обеими руками закрыл лицо. Молчал долго, никто его не торопил. Наконец он оторвал ладони ото лба.
– Вы, - очень тихо, почти шепотом, выговорил он, - вспомнили Рахима. Отец, - обратился он к Набузардану, - в ту пору я был простодушен как ребенок и не сомневался, что для тебя и Рахима счастье детей - высшее благо. С тех пор я очень повзрослел. Что-то мне не верится, чтобы ты, отец, слишком отягчал себя заботами о четвертом сыне. Может, и на это раз меня затягивают в силки, и вы полагаете, что я бездумно поверю в эту нелепицу насчет того, что Лабаши спит и видит, как бы покончить со мной?
Теперь долго молчал Набузардан. Набонид тоже помалкивал.
– Ты не прав, Нури. Ты мне дорог. Ты даже не представляешь, как ты мне дорог. А теперь, - он порывисто, со всхлипами вздохнул, - когда у меня осталось только два сына, дорог вдвойне. Может, с годами поймешь, когда у тебя будут свои сыновья, что значит своя кровинка. Мне обидно, что ты говоришь о том, что повзрослел, а рассуждаешь как малый ребенок.
– Почему, отец? Какой прок Лабаши в моей смерти? Неужели Нериглиссар всерьез поверит, что Набонид подослал злодеев, чтобы пришибить такую маленькую сошку, какой являюсь я? У меня рождается подозрение, что и на этот раз меня, как куклу в базарном балагане, дергают за ниточки, и вы задумали злое по отношению к царю. Но теперь я не позволю вертеть собою.
– Я ждал, когда ты задашь этот вопрос, Нури. Я мог бы приказать тебе исполнить то, о чем говорит Набонид, но твои слова обидели меня. Повторяю, ты полагаешь себя взрослым, а рассуждаешь как малое дитя. Рано тебе в царские головы. Ты считаешь, что мы вертим тобой по своему усмотрению, по собственной воле? А ты задумайся над тем, может, нами тоже кто-то вертит? Может, мы тоже исполняем чью-то волю?
– Ты имеешь в виду богов?
Набузардан подумал, потом кивнул.
– И богов тоже, - затем поправился.
– Богов в первую очередь. Наших, отеческих богов, чьими усилиями после погрома, учиненного Синаххерибом, был воссоздан Вавилон, кто помог нам, мелким людишкам, озарить его величием. Ты полагаешь, подняв руку на Нериглиссара, мы укрепим величие города?
– Но вы же подняли руку на Амеля?