Вам возвращаю Ваш портрет
Шрифт:
– Ни с кем я не воюю, просто терпеть не могу, когда на сытое брюхо Христом забавляются, с жирными ряхами дораспинают
Его. Может на счет Бога и совести благочинный был прав, только сдается мне, что к самому отцу Науму это имеет такое же отношение, как Люськин розовый сарафан к гардеробу Екатерины Великой. Мне еще бабушка говорила, что крест не на пузе, а в душе носить полагается. И еще говорила - чем больше на пузе дорогущих крестов, тем меньше надежды обнаружить их на задворках пропащей души.
Комиссар удивленно вскинул по поросячьему белобрысые брови. Был он весь какой-то неправильно чистый и бесцветный, как вылинявшая гимнастерка. Может от долгого сидения в кабинете, а может от великих переживаний за пролетарское дело
– Вот ты какой, не перестаешь меня радовать Петр Парамонович. Но позволь поинтересоваться, если ты так серьезно относишься к Богу, то зачем же по колокольням из пушек палить. Я хотя в этих вопросах и стою на твердых революционных позициях, но, как честный человек, должен согласиться, что на грех эта хохма немножечко смахивает.
Фурманов не без любопытства ожидал Петькиного ответа. Разговор неотвратимым образом принимал глубокую идеологическую подоплеку.
– Это, чтобы черти в церквях не прижились, - с абсолютной убежденностью заявил ординарец.
– В Бога можно верить или не верить, но нельзя отрицать, что место, где в самом деле обитает Господь, никому не дано осквернить. Если на храме рушится крест, то это говорит лишь о том, что его давно и бесповоротно покинул Спаситель. И надо еще хорошо разобраться, кто именно не по сердцу пришелся Христу.
Дмитрий Андреевич в глубоком раздумье подошел к отворенной форточке, раскурил оправленную в дорогое серебро черешневую трубку и кабинет наполнился густым запахом старорежимного табака, с тонким фруктовым привкусом.
Все-таки славно бывает после сытной трапезы ублажить разомлевшее тело легким дурнопьяном благородного курева. В Капитале, правда, об этом ничего не написано, но ведь и в Библии ничего не написано о пользе Сельтерской воды.
– Мы, Петька, с тобой столько беляков перехлопали, что не только Богу, но и черту служить не с руки становиться, -смачно попыхивая трубкой, с наслажденьем любуясь собой в клубах сизого дыма, изрек комиссар.
– Между прочим, мне всегда кажется, что люди охотнее верят в черта, нежели в Бога. Никогда не слышал, чтобы кто-нибудь сомневался в существовании нечистой силы. Как не мудри, но с чертом нам проще, видать, находить понимание. А ты молодец, не ожидал. Тебе бы по хорошему в партийную школу отправиться, не плохой для революции комиссар мог бы наверняка получиться. Хвались, с чем пожаловал?
Таким образом, разговор выкатился прямиком на финишную дистанцию и ординарец с готовностью перешел к решительным действиям.
– Вы, Дмитрий Андреевич, не хуже меня осведомлены, с чем пожаловал, не надо делать вид, будто Вам ничего не известно о нашей предстоящей свадьбе. У Вас же кругом разведка работает, заботу проявляете, радеете о духовной зрелости красных бойцов. Очень видимо переживаете, чтобы мы сослепу мимо счастья своего не проехали. Между прочим, вчера целый вечер Аннушка лично для Вас оформляла персональное свадебное приглашение. Настоящий шедевр приготовила, до чего же ловка в рукоделиях невестушка моя оказалась.
Петька достал из верхнего кармана гимнастерки аккуратно завернутую в вышитый батистовый платок пригласительную открытку. Он трепетно поднес приглашение к носу и, зажмурив от удовольствия глаза, глубоко вдохнул знакомый Анкин запах, волнующе скупожированный из аромата свежего сена с вызовом дешевеньких саратовских духов. После чего вручил шедевр со словами: «Обратите внимание, у самого сердца носил».
Фурманов с понимающей улыбкой принял из Петькиных рук персональное приглашение, бережно развернул батистовый платочек, с вышитыми на нем двумя целующимися голубками, и подчеркнуто внимательно прочитал поэтически торжественный текст. В открытке Аннушкиным каллиграфическим почерком сообщалось о дате бракосочетания и предполагаемом удовольствии от присутствия на нем всеми уважаемого комиссара. При всей дамской изысканности свадебного приглашения, от Дмитрия Андреевича не ускользнула скрытая в нем насмешливость счастливой молодости, дополняемая еще и сознанием собственной безнаказанности Чапаевских любимцев.
– Что тут скажешь, молодцы, хороший пример подаете для молодежи в дивизии. Надо постоянно смотреть в будущее, каждая новая семья окрыляет революцию надеждой, для вас же, не щадя своих сил, пробиваем дорогу прямиком к коммунизму. Вы с Анкой для меня ближе, чем дети родные, готов последним куском поделиться. Желаешь, любой бюст вождя выбирай на столе для подарка, только Энгельса не могу от души оторвать. Советую обратить внимание на Плеханова, уверяю тебя, Анка от радости до потолка прыгать начнет, только бы кровать не сломалась. А на счет денег сразу предупреждаю, в промнавозовской кассе нет ни гроша. Сам рассуди, не хуже меня понимаешь, капелевцы дивизию со всех сторон обложили, мы вынуждены новые магистрали для прокачки печного топлива в землю закладывать. Одних только стальных труб за границей на десять тысяч червонным золотом закупили. Уже хотел и сейф из кабинета в приемную выставить, зря только место в углу занимает, пускай Люська в нем свою губную помаду хранит. Я уже прикидывал, размышлял про вашу долгожданную свадьбу, не знаю, что и делать, как вам помочь. Может, на следующей неделе козу на базаре продам, обязательно поделюсь последней копеечкой.
Петька для себя именно таким и предполагал лицемерный ответ комиссара, поэтому на его физиономии не выразилось никаких разочарований. Больше того, он вплотную подошел к бюсту Фридриха Энгельса и начал с нежностью гладить его роскошную бороду. Мельком посмотрел на Дмитрия Андреевича и попытался представить его точно с такой же бородой. Это вызвало абсолютно неуместную для серьезного разговора смешинку.
– Мы ведь не первый день знаем друг друга, - сказал, давя в себе смех и лишь слегка улыбаясь, жених. Деньги на свадьбу я и сам как-нибудь раздобуду, зачем же козу понапрасну губить. А явился я к Вам, Дмитрий Андреевич, представьте себе, по личному распоряжению командира. Он приказал незамедлительно доставить в Разлив сотню целковых для каких-то секретных военных расходов. Не пойму почему, но просил убедительно, чтобы деньги предоставили в ненавистной Вам царской монете. Похоже, что для важных стратегических целей понадобились, может даже заграничный лимузин решил для политотдела к юбилею революции наконец-то купить.
Фурманов так пыхнул черешневой трубкой, что с горелки даже искры посыпались. Он полностью исключал самодеятельность, Петька не рискнет по собственной инициативе спекулировать на авторитете Чапая. Значит это был самый настоящий заговор, командир принял сторону ординарца и решил своей властью обеспечить расходы на свадьбу. Дело приняло откровенно паскудный, неблагоприятный характер, ведь пока еще комиссар не силен был перечить Чапаевской воле. Он молча отворил тяжелую дверцу крашеного под орех несгораемого шкафа и загородившись от непрошенных глаз своим телом, погрузился в его таинственное чрево. Долго что-то там перекладывал с места на место, мучительно переживая бестолковую трату промнавозовских денег, однако нервно отсчитал десяток царских червонцев.
– Хороший ты парень, Петька, - сказал Дмитрий Андреевич, поворачиваясь к торжествующему победу ординарцу, - только запомни, бывают и лучше. Надеюсь, что все у тебя еще впереди.
Комиссар вынул из ящика письменного стола страничку непрочитанной еще газеты и плотно завернул в нее сложенные столбиком золотые монеты. Слегка подбросил на ладони увесистый тубус и, словно отрывая от сердца, вручил ординарцу. Не молча вручил, но пристально глядя в глаза, высказал благословение:
– На полную катушку желаю повеселиться, только поберегите подошвы, следите чтобы пятки не прохудились.