Вам возвращаю Ваш портрет
Шрифт:
– Мы всегда не чеку, - утешил Фурманова, даже не пытающийся скрывать свой восторг ординарец.
– Если получится, на свадьбу, пожалуйста, не опаздывайте, не вынуждайте нас всех волноваться.
Глава четвертая
Почти над самым обрывом, там, где вольный Урал широкой излучиной отсекает крайние избы города Лбищева, открытая многим ветрам, расположилась тщательно охраняемая казарма пулеметной роты. Станковые пулеметы, с любовью называемые красноармейцами «максимами», заслуженно считались главной ударной единицей мобильной Чапаевской дивизии. Не случайно Василий Иванович лично распорядился занять под пулеметную роту отдельно стоящее помещение, к которому невозможно подобраться скрытым маневром. С одной стороны могучий батюшка Урал, с другой - хорошо просматриваемая улица, а значит прицельно простреливаемое пространство.
Прямо от казармы, с заднего двора, по отлогому спуску были проложены деревянные сходни, которые облегчали бойцам доступ к Уралу. Дневальные курсировали по сходням и черпали из реки чистейшую воду, для повседневных житейских нужд. Иногда на реке красноармейцы устраивали шумные купания и затевали мелкие постирушки. Жизнь и вода - понятия нерасторжимые, ученые давно уже скрупулезно подсчитали, на сколько процентов обыкновенный человек состоит из воды. Если к этим процентам добавить толику мелких глупостей, наполняющих нашу неукротимо мятежную плоть, можно с лабораторной точностью установить полный ее рецептурный состав.
Внизу, по малой воде, рядом с плоским деревянным помостом был забит капитальный березовый кол, на котором крепился шелковыйтрос,дляловлидоннымикрючьямизнатнойкаспийской белуги, хорошая особь которой, спокойно вымахивала до двух или трех центнеров. В добрые времена редкий день обходился у Яицких казаков без пареной красной рыбы, редкое застолье накрывалось без свежего посола зернистой икры. А сейчас, как будто благородная рыба бойкот объявила, неделями снасти порожними полоскались в текучей уральской воде, не подавая сигналов о рыбацкой удаче. Смотрящим осточертело без толку мотаться по сходням, проверять холостые снасти, даже лошадиный поддужный колокольчик подвесили на шелковый трос, чтобы не прохлопать улов. Но щедрый в прежние годы Урал не проявлял благосклонности к терпящим голодуху Чапаевцам. Это невозможно ни объяснить, ни понять, однако факт остается фактом, красная рыба словно возревновала к красному же цвету пролетарской революции, не на шутку взбрыкнула и категорически отказалась заплывать на нерест в Урал.
Петька сгорал от нетерпения козырнуть перед обожаемой невестой золотыми червонцами, так геройски добытыми к предстоящей свадьбе у неприступного в своей жадности комиссара. Увесистый тубус тяжелых монет, приятно оттягивающий карман армейских штанов, сам правил в пулеметную роту, где несла почетную службу пылкая красавица
Анка. Здесь же расчетливый ординарец планировал наведаться в казарменную кухню, чтобы разжиться к важным вечерним гостям осетровым балычком и баночкой молодого посола зернистой черной икры. У кашевара Арсения всегда имелся в подпольном леднике неприкосновенный запас изысканного рыбного кушанья. Не только от Василия Ивановича, но и от товарища Фурманова регулярно наведывались посыльные в хорошо оберегаемый ледник пулеметной казармы, за вредными для желудков беспартийцев харчишками.
Кашевар, применительно к которому понятия ширина и высота не имеют принципиального различия, дружелюбно поприветствовал, словно песню ворвавшегося в кухню, пышущего энергией и восторгом Чапаевского фаворита. Для демонстрации подчеркнутого уважения к гостю, он отложил только что побывавший в кипящем котле здоровенный черпак и прежде всего поинтересовался драгоценным здоровьем комдива, не забыл вспомнить про балалайку Кашкета и, как полагается, с готовностью полюбопытствовал, чем может оказаться полезным. Узнав о важных приготовлениях к вечернему ужину, Арсений предложил самому ординарцу спуститься в ледники и на свой глазок подобрать для Чапая гостинцев, мотивируя тем, что своя рука завсегда остается владыкой.
Это была традиционная постановка вопроса. Кашевар, таким образом, каждый раз демонстрировал свое полное доверие к комсоставу и, на всякий случай, снимал с себя возможную ответственность за некачественный выбор продуктов. Начальству угождать не простая наука. По-любому, то ли балык недовяленным, то ли икра пересоленной окажется.
– Ты, Арсений, давай дурака не валяй, - сказал, не терпящим возражений тоном, ординарец.
– Собери чего следует, да упакуй хорошенько, а я пока схожу к Анке, про любовь побеседовать. Чем она, кстати, без меня занимается? Что разведка доносит, втихаря к ней никто не захаживал? Рассчитываю на тебя, как на верного боевого товарища, шкуру любому спущу, и тому кто нашкодил, и тому кто знал, да помалкивал. У нашего комиссара есть хорошая присказка - «тот кто не с нами, давно против нас», вот по этому большевистскому правилу и буду, в случае чего, действовать.
– Едва ли кто-нибудь, Петр Парамонович, к Вашей невестушке подступиться отважиться, - выразил законное опасение на хитром глазу кашевар.
– Своя, пусть и бестолковая голова, она каждому дорога, в этом деле шибко не забалуешь. А Аннушка Ваша, я так думаю, с бельем на Урале полощется. С самого утра на кухонной печи наволочки да простыни в корыте вываривала. Если не у реки, так с пулеметом своим в оружейном сарае возится.
С верхних ступенек крутых сходней, во всю необъятную ширь, открывался напоенный русским духом захватывающий вид на вольную своенравную реку, на зауральские заливные луга, с непересыхающими озерцами и ериками, обросшими плотным кустарником. Примерно на полпути к горизонту начинается лес, не сплошной вздыбленной грядой, но рваными клочковатыми пятнами, живописно контрастирующими с синевой бездонного неба. И еще робко торчащие в дальней дымке кресты колоколен, как маячки присутствия человеческой жизни, живописно дополняли роскошный пейзаж.
Выйдя на дощатые сходни, ординарец слился всей широтой своей необъятной души с развернувшейся панорамой и даже ухватился цепко за поручень, чтобы не поддаться настроению и не улететь ненароком в манящую бесконечную даль. Едва переведя дух, он обнаружил суженую красавицу, которая в мокрой холщовой рубахе, низко наклоняясь над проточной водой, увлеченно полоскала бабье свое барахло. Крадучись ступая по скрипучему деревянному маршу, Петька все явственней различал молодые упругие икры и бесстыдно выступающие задние прелести возлюбленной. Волнующая сердце дрожь, предшествующая лихой кавалерийской атаке, завладела лихим молодцем. На какое-то время он замедлил кошачий свой ход, потом вдруг сорвался разъяренным вепрем и сшиб, захваченную врасплох королеву в прозрачные воды Урала. Звериным тиском притопил пулеметчицу к самому дну и сильным, неотвратимым напором проник в ее вожделенное теплое тело. Аннушка видела в воде открытыми перепуганным глазами хищный оскал своего повелителя и только в эту минуту поняла, почему в дивизии, за глаза, называют ординарца «бешенным». Страсть была так велика, что хватило немногих судорожных рывков, чтобы в обоюдном блаженстве затрепетать от сладостного восторга и медленно, едва живыми, ослабевшими телами, подняться на поверхность. Невеста, жадно хватая воздух плотоядным ртом, накинулась было на жениха с кулаками, но тот по-детски простодушно заморгал голубыми глазами и уже ничего не оставалось, как броситься в сильные объятия и слиться в долгом, чувственном поцелуе.
Выбраться из воды оказалось задачей не менее сложной, чем взятие языка или обезвреживание пулеметного гнезда обороняющегося противника, потому что на Петькиных галифе не осталось ни единой пришитой пуговицы, ни одной уцелевшей подвязки. Другой может и стал бы отсиживаться в спасительной воде дотемна, но только не геройский Чапаевский ординарец. Подобрав мокрые штанишки в охапку, и, на всякий случай, озираясь по сторонам, он поскакал антилопой по сходням в казарму. За ним, неспешно, всамделишной царственной поступью, проследовала счастливая пулеметчица, втайне страстно желая, чтобы кто-нибудь для зависти оказался свидетелем этой оголтелой любви. И даже потом, когда развешивала на бельевой веревке мокрые мужские портки, нарочито долго возилась с деревянными прищепками, демонстрируя завистникам попранный стыд.
Оказавшись в Анкиной комнате, ординарец сполна реабилитировал себя за досадную невоздержанность и уже лежа в горячей постели, молодые в который раз принялись обсуждать свадебные приготовления, уточнять гостевые списки и перечень обязательных к праздничному столу угощений. Без злорадства, с легким юмором сравнили свадебное платье невесты с Люськиным непременно революционным нарядом и поспорили о предполагаемом жлобском подарке товарища Фурманова. На неожиданное предложение невесты втихаря обвенчаться у благочинного протоиерея Наума, ординарец даже подскочил на кровати и ответил решительным «нет». Анка не отрываясь смотрела на медальное лицо своего кавалера и сделала единственно верный для себя вывод, что с этим молодцем шутки, по-видимому, плохи.