Вампиры — дети падших ангелов. Танец кровавых маков.
Шрифт:
— Я не хочу играть, — сказал он.
Мышь сердито зашипела, три рога на головке придавали ей воинственный вид, делая похожей на маленького дракона.
Лайонел спокойно взглянул на нее.
— Поищи Нев. — Тон, каким это было произнесено, не оставлял маневров для неповиновения, и мышь улетела.
— А мне Нев больше нравится, — заявила Катя. Молодой человек усмехнулся.
— Тогда странно, что в детстве ты бросала монетки в фонтан на фигурку собаки, а не утки.
Возразить было нечего.
Взгляд ее упал на длинный подол нежно-голубого платья от мадам Талилу, которое она
Эти слова теперь преследовали ее, постоянно возвращая к мыслям об идеальной красавице Анжелике. Вот она была женщиной именно в том смысле, какой устраивал Лайонела.
Катя подавляла в себе раздражение весь день, но сейчас оно вновь шевельнулось внутри огненным шариком.
Девушка провела рукой по нежнейшей ткани платья и внезапно вспомнила вопрос, взволновавший ее, когда впервые увидела первую даму Парижа. Катя подняла голову и спросила:
— А ты был близок с Талилу?
Молодой человек недоуменно вскинул брови.
— Какие любопытные мысли роятся в твоей голове.
— Так да или нет? — не позволила она уклониться от ответа.
— Какое это имеет значение?
— А такое — она мне понравилась!
— Если скажу, что я с ней не был, это спасет Вик от твоей немилости?
— Вик? — переспросила Катя и, шумно выдохнув, пробормотала: — Тогда все ясно.
Лайонел некоторое время молчал, затем поинтересовался:
— Все еще из-за платьев страдаешь?
От того, что он раскусил ее так быстро, гнев подобно огню в печи, куда подкинули дров, вспыхнул с новой силой.
— А можно узнать, чего такого ты нашел в этих чертовых платьях?
— Под ними не носят нижнего белья. Прости, что меня не заводит стягивать с тебя джинсу.
Катя резко высвободилась из его объятий и пошла в каюту.
Он ринулся за ней.
— Я не разрешал тебе уходить!
Девушка захлопнула дверь прямо перед его лицом, а когда он ее распахнул, чуть не сорвав с петель, крикнула:
— Плевать мне, что тебя заводит, а что нет! Ты думаешь только о своем удовольствии! — Катя плюхнулась на постель и обхватила руками живот, где, обжигая, возрастал огненный шар.
На красивом лице появилась насмешливая улыбка.
— Очень может быть. И да, кстати, не называй меня больше в постели Клайдерманом, а то я с вами чувствую себя лишним!
Девушка задохнулась от ярости, не в силах вымолвить ни слова, сняла туфлю и швырнула в Лайонела. Тот поймал ее одной рукой, лед в прозрачных глазах заострился, улыбка исчезла с губ.
— Дурочка, — проговорил он и, бросив туфлю ей под ноги, вышел из каюты.
Злость медленно утекла, точно вода сквозь пальцы, заливая внутренний огонь. Осталась острая, раздирающая обида, и аккомпанировал ей органный концерт ля минор Баха.
Катя пододвинула к себе туфлю, горестно подумав: «Если Лайонелу так нравятся Барби в платьях, что он делает тут — со мной?»
От нечего
Лайонел с капитаном находились на палубе, некоторое время Катя слушала, о чем они говорят, но поскольку те ни разу не упоминали о ней, это занятие ей быстро надоело. Да и Лайонел не был многословен со вчерашнего вечера. Она полагала, он вовсе не станет с ней разговаривать, будет холоден и зол, но ошиблась. Утром, за завтраком, он приветствовал ее как ни в чем не бывало и даже предупредил, что на улице ясно. Его спокойствие и безразличие задело ее куда больше, чем вчерашний «Клайдерман» и «дурочка». Теперь она в самом деле чувствовала себя дурочкой, устроившей бурю в стакане. А Лайонел, получалось, повел себя с ней — бестолковым ребенком как взрослый и не стал лелеять, а потом демонстрировать обиду.
Однако ночь они провели порознь.
«Вполне возможно он устроился у Каридад, его ведь не смущает, что она немножко, самую чуточку мертва», — в негодовании мелькнуло у девушки.
В тот момент дверь распахнулась — вошли капитан с Лайонелом, на плече которого сидела самодовольная Орми. Только заметив, что Катя на нее смотрит, она по-хозяйски положила молодому человеку коготь на шею.
Девушка решила, что не станет поддаваться на провокации наглой мыши и отвернулась.
— Секретничаете тут, — умиленно спросил Теофано у дочери.
— Можешь выйти на палубу, — обратился Лайонел к Кате.
— Разве солнце еще не зашло? — удивилась она.
Он развернулся и молча вышел. Девушка досадливо стиснула зубы. Его манера не отвечать на вопросы, по его мнению, не нуждающиеся в ответе, ужасно ее бесила. Когда они не были в состоянии ссоры, такое пренебрежительное подчеркивание, что вопрос излишен, не выводило ее из себя. И совсем по-другому все воспринималось сейчас, когда его мысли, желания и мотивы оставались для нее тайной, а сама она продолжала сердиться. В большей степени оттого, что знала: ссора бессмысленна и ничего не изменит. Лайонел не перестанет любить женщин в платьях, прошлое не переделать, он спал с Талилу и еще с полчищами других, и свою гордыню, как и предупреждал Вильям, он никогда не смирит. И всем, кто хочет находиться рядом, придется играть по его правилам — то есть если тому будет угодно — в платьях или без них.
— Какой же выпендрежник, — прошипела она себе под нос, выходя на палубу.
Солнце ослепило — Катя в ужасе зажмурилась, но то не обожгло.
— Мы в безопасной зоне, солнце тут не причиняет нам вреда, — услышала она голос Лайонела. — Оно не настоящее.
Девушка распахнула глаза и, щурясь на яркий шар в безоблачном небе, кивнула.
— Знаю, тут не играет музыка, а все внешние звуки будто воспроизводятся с одного и того же диска. Это место, как та станция во Франции, с которой я ехала — всего лишь фотография из особенного альбома Вселенной.