Ванесса
Шрифт:
У Гвидо теперь появилась возможность разглядеть его поближе. Он с трудом подавлял желание подойти и поприветствовать губернатора.
«Всему свое время. Не будем торопиться», — подумал он и отправился на поиски Мехди.
— Здорово, приятель, — он хлопнул Яссерита по плечу, — думаешь, тебя привели сюда поглощать засахаренный инжир?
С юмором у египтянина было туговато.
— О, надеюсь, что нет, — воскликнул он. — После церемонии нас должны угостить на славу: баклажанная икра, тушеный кролик, рис с приправами, ягнята, цыплята, куропатки, сваренные в сахарном
— Гранаты в нашатырном спирте и ацетиленовый торт, — насмешливо заключил Гвидо. — Все лучшее, что нашлось в городе? Или тут всегда так едят?
— Что я могу сказать? — вздохнул Мехди. — Вы сами все видите. Этот городок открыт для посторонних глаз.
— Меня не интересуют ни местные секреты, ни мысли о здешних жителях. Гораздо интереснее, как они думают.
— Учитесь у меня. Наблюдайте за поведением людей и делайте выводы. Минуточку! Сейчас вы сможете все увидеть воочию.
В это время в доме послышался нарастающий шум, в котором можно было разобрать только отдельные выкрики и взрывы смеха.
— Сейчас появятся жених с невестой. У вас будет возможность наблюдать брачную церемонию с самого начала, — торжественно провозгласил Мехди.
— В других странах принято, чтобы родители невесты принимали гостей, — заметил Гвидо, — а здесь почему-то все наоборот.
Его слова потонули в реве толпы. Из дома, суетясь и толкаясь, вышли женщины. Среди них была и Вана. Она выделялась скромностью наряда. Все остальные были разодеты в пух и прах: море розового, голубого, желтого и серого муслина, гроздья украшений, сильный запах духов. Ни старые, ни молодые не скрывали лиц под чадрой. Обилие старух, как ни странно, заставило Гвидо задуматься о красоте и юности. Вглядываясь в женские лица, он с удивлением заметил, что не находит ни одного, достойного внимания.
— Теперь ясно, — решил итальянец, — почему мужчины Сиваха предпочитают однополую любовь.
Он хотел было озадачить подобным заключением самоуверенного египтянина, но тот с таким восторгом воспринимал все происходящее, что Гвидо решил не портить ему настроение. Возбуждение толпы достигло апогея. Оркестр, укрытый от глаз в зеленой беседке, заиграл какую-то приторную мелодию. Гвидо попытался разглядеть музыкантов, извлекающих из своих инструментов такие жалобные звуки. Оркестр был составлен из невероятной смеси флейт, скрипок и ксилофонов, приправленных колокольчиками и цимбалами.
Гвидо встал на цыпочки в надежде увидеть виновницу торжества. Но тут его ждало разочарование — невесту плотным кольцом окружили подружки. Тогда он решил добраться до Ваны, и это ему удалось, хотя пришлось потолкаться и отдавить несколько ног. Вана радостно кивнула ему.
— Что ты делала в этом курятнике? — отрывисто спросил Гвидо. — Ни одна из этих образин не стоит твоего внимания.
Девушка загадочно улыбнулась.
— Не торопись с выводами. Малышка совсем недурна. Сейчас сам увидишь.
— Какая малышка?
— Невеста. Ей только недавно исполнилось пятнадцать. Вана
Музыканты снова затянули какой-то заунывный мотив. Гвидо скривился, увлекая за собой Вану.
Девушка действительно оказалась прехорошенькой, а наряд и того лучше. Взглянув на него, Гвидо понял, почему два юных гомика, так лихо демонстрировавшие вчера свои способности, носили туники точно такого же покроя. Это были свадебные платья!
— Что, во всем Египте носят такие подвенечные одежды?
— Нет, это стиль Сиваха.
— Он, видимо, очень древний?
— Угадал.
Но вскоре они обнаружили, что белое плиссированное платье без рукавов, изящно ниспадавшее до пола, служило только основой наряда. Подружки невесты брали с подносов украшения и торжественно обряжали молодую. Зрители не спускали глаз с их ловких пальцев. Вот девушки взяли с одного из подносов нечто вроде золотого ремешка. Его застегнули под грудью невесты так, что под натянувшейся материей четко обозначились соски.
Гвидо почувствовал, что поторопился со своими пренебрежительными выводами. И первым сигналом к тому послужили брюки, ставшие вдруг тесными. Он изо всех сил старался сохранить безразличное выражение лица, но провести Вану было невозможно. Она незаметно провела рукой по его ширинке и, убедившись в своей правоте, одобрительно подмигнула. Это воодушевило Гвидо, и он, уже не скрывая интереса, стал следить за юной невестой. Она подняла руки, чтобы подружкам легче было застегнуть на талии золотой пояс в форме змеи. Треугольная голова змеи спустилась до уровня лобка, и Гвидо ощутил, как твердеет его плоть. Потом на невесту надели золотое ожерелье, состоявшее из нескольких гибко сочлененных металлических полос. Это украшение было так велико, что верхнее кольцо туго охватывало шею девушки, а нижнее — самое широкое — достигало сосков, покрывая плечи и частично руки.
После этих приготовлений подружки занялись прической невесты. Они разделили ее черные волосы на несколько равных прядей и с виртуозностью, восхитившей Гвидо, заплели их в косы. Однако потребовалось еще не менее четверти часа, чтобы довершить шедевр и превратить густую гриву в подобие полукруглого шлема.
Сомнений не было: сейчас на глазах у Гвидо шаг за шагом воссоздавался облик богини, являвшейся ему в юношеских снах.
Невеста сидела неподвижно и казалась не более живой, чем ее каменный двойник.
На короткий миг она тоже стала произведением искусства. Правда, черты ее нежного личика не шли ни в какое сравнение с неземной красотой жены Амона и тело ее, по мнению Гвидо, не имело той блистательной двуединой завершенности, которую удалось воплотить в камне древнему скульптору. По мере того как менялся облик невесты, разговоры гостей смолкли. Метаморфозы, происходящие у них на глазах, и завораживающая музыка, скорее похожая на реквием, чем на свадебный марш, действовали гипнотически. Из любопытных зрителей гости превращались в верующих, поглощенных религиозным созерцанием.