Вариации
Шрифт:
Сейчас заварит.
Виленкин вышел в сад. Окрестности тонули в тумане. Это было похоже на продолжение ночной истории о потопе...
Но к их острову еще вели дороги. Не успели они приступить к чаепитию, как услышали подъезжающую машину. Остановилась. Хлопнула дверца. Василий Логинович посмотрел на Виленкина.
— К нам?
Шаги. На крыльце человек, длинные волосы, собранные в хвост, кожаная куртка — Гарик.
— Самурай приехал, — сказал Василий Логинович.
Гарик вошел, быстро взглянул на отца.
— Ты?
— Как видишь.
Гарик посмотрел на Виленкина.
— Доброе утро, — сказал Виленкин, в знак приветствия поднимая чашку с чаем.
— Уже день, — сказал Гарик. — Здравствуйте.
— Пьем чай без тебя, — иронично заметил Василий Логинович.
— Да, вижу... Ну как вы?
— Садись и ты. Запросто, без церемоний, — сказал Василий Логинович и подмигнул Виленкину.
— Я в общем—то вырвался перед обедом, проведать.
— Вот и пообедай. Выпить ты нам не привез?
— Нет.
— А мог бы.
— Я не знал, что ты здесь.
— Позвонил бы. Раз меня дома нет — то где же еще я буду?
— Не знаю.
— Я бы знал. Да вот не знаю, — сказал Василий Логинович, обращаясь к Виленкину. — Отец сгинул где—то в окопах, а где именно? И я его искал. Напрасно.
— Так, так, — сказал Гарик, — значит, вы вместе. Ну и как рука?
— Ничего с его рукой не сделается.
— Надо перевязать, я перекись привез.
— Порезал руку — ерунда.
— Это не ерунда, — сказал Гарик.
— А, бриллиантовая рука?
— Ты, отец, почти угадал.
— Ничего, ручку пальцами зажать можно, — сказал Василий Логинович. — Островский зубами писал. Ведь ты журналист?
— Да я вижу, вы толком не знакомы. Это Петр Виленкин.
— Да? А я Василий Логинович.
— Да нет, — возразил Виленкин, — мы познакомились. Никто не звонил?
— Нет.
— Я так и понял, — сказал Василий Логинович, — что ты, Петя, со своей в раздрае.
— Горячая вода есть? — деловито поинтересовался Гарик. — Приступим к экзекуции.
Снова над тазом поднимались тошные испарения, Гарик разматывал бинт; наконец тот весь упал в красноватую воду. Все трое воззрились на рану. Траншею переполнял гной. Рука заметно припухла.
— Нет температуры? — спросил Гарик.
— Нет, не знаю.
— Не лихорадит?
Василий Логинович хмыкнул, наблюдая за сыном. Тот отыскал термометр. Виленкин сунул его под мышку.
— Да, надо было сразу зашить.
— Ничего, — сказал Василий Логинович, — заживет, и следа не останется. Человек, как собака.
— Вот именно. У одних лапы — как у меня, а у других — руки, предназначенные... — начал Гарик.
— На нас и не такие дыры заживали.
Гарик принялся осторожно обрабатывать рану. Распечатал новый бинт. На легких белых полосках вновь проступали ржавые разводы. Перебинтовав руку, он предложил посмотреть термометр. Температура была повышенной.
— Тридцать семь? — переспросил Василий Логинович. — Я на валке леса в Карело—Финской по пояс в снегу работал при тридцати восьми.
— Здесь не валка леса и не сталинская Карело—Финская. Такой вообще больше в природе нет.
— Почему нет? Места остались. Они мне иногда снятся.
— Я считаю, что необходимо показаться врачу.
— Зачем ему показываться?
— Затем, что температура свидетельствует о воспалительном процессе. Может сепсис начаться.
Василий Логинович с интересом посмотрел на сына.
— Не паникуй и говори внятно.
— Разве я говорю невнятно?.. И вообще, отец, времена людей—гвоздей прошли. Помнишь такое стихотворение у... Щипачева, что ли? Не надо из людей делать ни гвозди, ни бревна.
— Не нервничай.
— А ты не говори бессмысленных вещей. Да что вообще за спор? Пусть маэстро сам решает, это его касается.
— Так ты музыкант? — спросил Василий Логинович. — Как же я сразу не догадался.
— До Шерлока Холмса тебе далеко.
— На чем же ты играешь?.. Ну, а на гармошке? или на аккордеоне? Тоже клавиши. Нет, мы должны с тобой сходить к Няньке, тебе надо ее послушать, последний голос.
— Но сначала я отвезу его к хирургу, — напомнил Гарик.
Виленкин сказал, что они выпивали вчера, ему необходимо почистить зубы. Василий Логинович рассмеялся.
— Да эти хирурги не просыхают!..
Гарик дал тюбик зубной пасты. Виленкин пальцем потер зубы, ополоснул рот.
— Иди сюда, — позвал его Василий Логинович.
Виленкин подошел, и Василий Логинович надавил на грушу, соединенную с зеленым флаконом. Резко запахло.
— Да это же «Шипр»! — воскликнул Гарик. Но было поздно.
— Да, — сказал Василий Логинович. — Самый лучший одеколон. Теперь можно не только к хирургу, а хоть к самой Тэтчер.
— Именно к ней?
— Интересно заглянуть в глаза Железной леди. Женщина всю страну держала под собой. Ребят грохала на Фолклендах. Я думаю, ей завидуют все бабы.
— У них была еще и Диана.
— Ну и что?
— Скорее ей завидуют. Завидовали.
— А я думал, тебе нравятся только раскосые. Корейки, японки, монголки, — сказал Василий Логинович. — Интересно, а настоящим, историческим самураям не запрещалось коситься на белых баб? Ты у нас специалист. А?
— Не знаю. Петр, одевайся.
— Гм... Вообще мне думается, что они были склонны к истерикам, — внезапно заключил Василий Логинович.
Виленкин и Гарик посмотрели на него.
— Кто? — спросил Гарик.