Вариант «Бис»: Дебют. Миттельшпиль. Эндшпиль
Шрифт:
От подбитого им «тигра», который сжег «двести двадцать четвертую», бежали фигуры в черном и сером, припадали на колени, стреляли и бежали дальше. Его заметили почти сразу, и бегущий впереди поднял автомат на уровень лица, когда Борис надавил на спуск. Ему не приходилось много стрелять из ППШ, но грохот и дрожание отлаженной машинки, по одной выбрасывающей из окошка яркие, сияющие гильзы, наполнило его радостью.
– Леньку?! – заорал он в восторге. – Леньку?! Суки!!! Хрен вам!
Несколько пуль проныли совсем близко, еще одна ударилась в броню и отрикошетила с почти кошачьим мяуканьем, затихающим на самой высокой ноте. Он продолжал поливать огнем затормозившие, пятящиеся фигуры, с радостью видя, как некоторые из них падают, неловко взмахивая руками. Из-за края самоходки, скрытого от него надстройкой, вылетел сержант, тоже что-то орущий и стреляющий на бегу. Борис перескочил через жалюзи, спрыгнул с высоты на землю, едва удержавшись на ногах, и тоже помчался вперед, опустошая диск автомата в одной длинной, почти непрерывной очереди.
Оказавшийся на пути мужик в зеленой куртке, с растерянным, почти собачьим лицом, выстрелил в него несколько раз из револьвера, но пули только рванули ткань гимнастерки, пропитанной кровью и грязью. Косая пулевая строчка автомата дотянулась до стрелявшего, с разворотом сшибив его на землю.
Автомат комбата умолк, как и автомат пехотного сержанта. Выдернув из ножен кинжал и перекинув ППШ под руку, пехотинец широким, мягким движением ушел от удара крепкого эсэсовца, тоже перехватившего свой автомат как дубинку, принял конец его размаха на приклад и в повороте погрузил острие кинжала в подмышку немца, развернув его мимо себя и стряхнув с кинжала уже за спину, назад. Двигался он потрясающе. Второй танкист отшатнулся, и сержант с криком ударил его автомат своим крест-накрест.
Дальше Борис не видел, потому что в него вцепился офицер-танкист с лицом, закопченным под негра из фильма «Красные дьяволята». Комбат дважды пытался подсечь его ногу, и оба раза эсэсовец ловко избегал подсечки, сам пытаясь поднять противника на бедро. Рыча и вращая глазами, они крутились стоя, вцепившись один другому в предплечья, наклонившись так, что захлестнутые на занятых руках ремнями бесполезные автоматы били их при каждом рывке железными боками.
Борис попытался рвануться назад, чтобы вцепившийся в него немец упал на колени или ослабил хватку, дав возможность хорошо влепить ногой, но тот удержался, а в спину плашмя ударило металлом – комбата прижало к танку, и навалившийся на него эсэсман начал буквально вскарабкиваться сверху, все ниже и ниже пригибая голову старшего лейтенанта к земле.
«Пистолет, – мелькнуло в голове. – Пистолет за пазухой!» Но ни возможности, ни секунды выдернуть пистолет уже не было, обеими согнутыми руками Борис удерживал руки немца, едва-едва не дотягивающиеся до его горла. Немец зарычал, выговаривая губами что-то свое, и старший лейтенант закричал – отчаянно, без слов, рывками ворочаясь уже будучи прижатым к земле, пытаясь выползти из-под мускулистого тела врага. Это не могло произойти с ним, потому что это всегда происходило с кем-то иным, не с ним. Потому что Ленька лежал совсем рядом, брошенный за траками нехотя горящей «сушки», потому что немец был не больше и не сильнее его, потому что это и сейчас происходило с кем-то другим!
Руки танкиста дотянулись до его горла, и всех сил Бориса едва хватало, чтобы удерживать его ладони не до конца сведенными, лягаясь изо всех сил, елозя по земле тазом и каждый раз обрушиваясь обратно под тяжестью прижавшегося к нему врага, который, оскалясь и шипя, продолжал давить его шею. Не помня себя, старший лейтенант ударил противника в лицо головой и тут же рванулся вбок, на ходу крутанувшись влево, лицом к немцу. Рука скользнула в узкую щель между его подбородком и плечом, и, провернувшись на ободранном боку, Борис опрокинул эсэсовца в сторону, сам оказавшись почти на его груди, цепким движением оцарапав лицо снизу вверх и зажав голову танкиста в согнутый колесом локоть.
Если бы он не попал на развороте рукой, немец прижал бы его сейчас лицом вниз – и все, конец; но теперь Борис сам изо всех сил сдавливал его горло, прижимаясь щекой к щеке. Изогнувшись, немец укусил его за плечо, отчаянно задирая не прижатую ногу, пытаясь зацепить его голову икрой, чтобы отодрать от себя. Комбат прижался к танкисту еще сильнее, обдирая брови о дергающиеся вправо и влево петлицы пытающегося вырваться человека.
– Всё. Всё. Тихо. Тихо… – выговорил он в щеку немца, напрягающего все мышцы так, что багровое лицо округлилось от желваков.
Тот продолжал отчаянно дергаться, короткими рваными движениями пытаясь высвободить руки, но откуда-то сбоку его, лежащего заломанным под Борисом, ударили с размаху сапогом в лицо. Старший лейтенант вскинул голову, не отпуская захват, – и это был свой пехотинец в серой шинели с обгорелым низом, он уже заносил примкнутый штык для удара; позади перемещался вбок еще один, на ходу наклоняясь к земле.
– Нет! – выкрикнул Борис пехотинцу, и тот застыл с занесенной винтовкой.
Немец замер, тоже глядя на направленный ему в лицо штык. Комбат двумя поворотами головы осмотрел окружающее пространство, увидев только нескольких бегущих солдат и еще одного рядом, волокущего убитого почему-то за ноги. Это были свои.
– Веревка есть?
Солдат отрицательно помотал головой.
– Ладно.
Борис встал с неподвижного танкового офицера, машинальными движениями отряхивая грудь. Тот продолжал лежать смирно, не отрывая глаз от раскачивающегося перед носом острия штыка.
– Мотострелки?
– Та.
Только сейчас у Бориса включился слух, и перепонки наполнились обычным военным шумом: автоматной стрельбой, приглушенным буханьем пушек, шарканьем и топотом человеческих ног. Потом он вспомнил о брате.
– Не трогать его! – сказал он пехотинцу-азиату и, хромая, вприпрыжку обогнул по-прежнему вяло дымящую, но уже без огня «двести двадцать четвертую».
Леня лежал под бортом – слава богу, еще живой. Рядом на корточках сидел немолодой солдат с санитарной сумкой, подсовывал ему что-то под нос.
– Что? – Борис упал на колени рядом, ухватил за рукав.
– Ага, еще один горелый. Руки давай…
– С ним что?
– А-а… – махнул корявой ладонью санинструктор. – Надышался дрянью… Отлежится. Вы его вытащили, товарищ старший?..
– Heт. Из его экипажа парень. Откуда вы взялись?
– Откуда, откуда…
Бурча под нос неразборчиво, пехотинец уверенно обработал руки старшего лейтенанта, наложил повязки узкими бинтами.
– Мотострелки? – опять спросил Борис.
– Угу… Подождали, как вы закончите, да и послали к вам роту. Жутко было смотреть, какое месиво. Полтора часа земля ходуном ходила. Остальные с танками вперед ушли.
– Полтора… часа?
– Да вы что, товарищ старший лейтенант… Контужены?