Вариант 'Омега' (Операция 'Викинг')
Шрифт:
– Чисто, не правда ли?
– спросил Маггиль, оглядываясь и довольно жмурясь.
– Если свет режет глаза, можно его уменьшить.
– Он подошел к длинному белому столу, нажал кнопку, комната приобрела мягкий голубоватый оттенок.
– Можно и сильный свет, если что-нибудь плохо видно, - урчал Маггиль, нажимая другую кнопку.
Комната вспыхнула, налилась желтым, кипящим, осязаемым светом. Скорин прикрыл глаза. Маггиль, довольно хохотнув, хлопнул Скорина по плечу.
– Есть такие комнаты у вас на Дзержински-плац? Нет, конечно! То-то и оно! Как вы спали? Молчите. Ну-ну!
Громыхая сапогами по железному полу, Маггиль прошелся по комнате,
– Что у нас сегодня, Вальтер?
– спросил Маггиль, глядя на Скорина. Так спрашивает хлебосольный хозяин у повара, желая получше угостить.
– Ничего интересного, Франц, - фамильярно ответил человечек. Капитан - твой гость или мой?
Маггиль хохотнул, затряс головой.
– Шутник, мальчик! Ей-богу, шутник! Приготовь какой-нибудь свежий и сильный экземпляр. Я тебя позову. Иди, иди, мальчик.
Маггиль налил кофе себе и Скорину.
– Вас не интересует, Пауль, где вы находитесь? Зачем вас сюда привели?
– Вы же сами объясните, гауптштурмфюрер, - ответил Скорин, положил в рот кусочек сахара, отпил кофе.
– Да?
– Маггиль снова засмеялся.
– Вы мне нравитесь, капитан. Какое звание вы имеете в Красной Армии?
Скорин, пожав плечами, продолжал пить кофе.
– В этой комнате даже глухонемые разговаривают. Вчера вы весь вечер молчали, но сегодня... Я буду с вами абсолютно откровенен, капитан.
– Маггиль погладил свою кисть, посмотрел на нее с интересом.
– Мне запретили вас трогать.
– Выдернув волосок, он блаженно улыбнулся.
– Жаль, Вальтер специалист своего дела, через пару часов я знал бы всю вашу биографию. У Вальтера никогда не умирают на допросе. Это кресло универсальное, чудо техники.
– Маггиль налил Скорину рюмку коньяку.
– Оно раскладывается, переворачивается... Жаль, что я не могу посадить вас в это кресло. Мужественный человек в наше время такая редкость.
– Вам не надоело, господин гауптштурмфюрер?
– спросил Скорин.
– Я знаю, что такое гестапо. Но вы - это еще не гестапо, а только один человек. Людям свойственно ошибаться, господин гауптштурмфюрер.
– Жаль, капитан, жаль, - продолжал Маггиль, никак не реагируя на предупреждение Скорина.
– Я придумал выход из создавшегося положения. Вы, конечно, коммунист. Сейчас мы проделаем один опыт.
– Он нажал кнопку, дверь распахнулась.
– Вальтер, готовь пациента, скажи, чтобы пришел стенографист.
Два охранника ввели в комнату обнаженного мужчину со связанными руками, посадили в кресло, застегнув ремни, сняли веревки. Рядом со Скориным сел худощавый, бледный ефрейтор и положил перед собой блокнот и несколько остро отточенных карандашей. В комнату вошел человечек в халате, вынул из
– Здесь не только очень яркий свет, но и прекрасная акустика. Маггиль достал из кармана плоскую коробочку.
– Обычно я затыкаю уши. Я очень чувствительный человек. Многие ужасно кричат.
– Чего вы добиваетесь?
– спросил Скорин, стараясь не смотреть на сидящего в кресле человека.
– Правды, капитан, только правды. Мне известно, что вы русский разведчик. Я не буду ничего вам доказывать. Зачем? Мне нужно знать все, что знаете вы, капитан. Добровольно вы не хотите рассказывать. Я вынужден заставить вас говорить. В кресле сидит ваш соотечественник. Простой солдат и, кажется, крестьянин. Он не знает ничего интересного, я не жду от него никаких показаний.
– Маггиль с любопытством посмотрел Скорину в лицо.
– Вы меня понимаете? Он не виноват в том, что вы провалились, совсем не виноват. Я его могу отправить в концлагерь, он бы жил и работал... Но вы провалились, капитан, и я прикажу мучить этого ни в чем не виновного человека, пока вы не начнете давать показания. Если он умрет, на его место посадят другого, тоже невиновного. У нас есть молодые женщины, ведь смотреть на голых мужчин надоедает.
Человечек в белом халате, сидя за столом, читал какую-то книгу. При последних словах Маггиля он поднял голову, поправил темные очки и сказал:
– Имеется отличный экземпляр, Франц. Девятнадцать лет, еврейка, сложена как Венера.
– Послюнявив палец, он перевернул страницу.
– Я решительно отказываюсь присутствовать здесь.
– Скорин не узнал собственного голоса.
– Пауль, извините, называю вас немецким именем, не знаю настоящего. У вас есть возможность в любой момент остановить Вальтера. Несчастному, ни в чем не повинному человеку, - Маггиль кивнул на кресло, - будет оказана медицинская помощь, сделан укол морфия. Я не хочу выглядеть самоуверенным, Пауль, но знаю: вы сдадитесь. Неариец не может вынести такого зрелища. Так зачем мучить человека? Он же не виноват, что вы провалились. Вы никогда себе не простите, Пауль. Вы не сможете забыть. Я обращаюсь к вашему гуманизму... Нет? Начинай, Вальтер.
Маленький человечек закрыл книгу, взял лежащий на столе молоток, взглянул на человека в кресле, отложил молоток и взял щипцы. В комнате появился фотограф. Когда он навел аппарат, Маггиль улыбнулся Скорину и вдруг закричал в лицо:
– Пауль, зачем вы взяли в руки стальные щипцы и подошли к обнаженному беспомощному человеку? Что вы собираетесь делать, Пауль? Он не виноват в ваших ошибках! Одумайтесь...
– Прекратите!
– Скорин встал.
Маггиль облегченно вздохнул, вытер платком лоб.
– Я рад за вас, Пауль. Приятно, когда не разочаровываешься в человеке. Стенографист ждет... и Вальтер тоже. Кофе? Коньяк? Не надо? Прекрасно, я вас слушаю... Простите, как ваше имя?
– Пауль Кригер!
– Скорин хотел выплеснуть кофе в лицо Маггилю, но, судорожно дернувшись, рухнул на пол.
Вальтер отошел от своей жертвы, бросив щипцы, взял шприц. Маггиль остановил его.
– Нет, мальчик. Цивильного врача! Все убрать! Живо! Капитана не трогать!
Присутствующие удивленно переглянулись - столько шума из-за какого-то обморока? Но, приученные к беспрекословному повиновению, мгновенно выполнили приказ.