Варламов
Шрифт:
будничной лямке театральной обыденщины. Силой своей увле¬
ченности, острой и броской формой, стремлением к праздничной
зрелищности, дерзостью помыслов хоть взбаламутит застойный
омут казенной сцены!
На собрании труппы Мейерхольд сделал доклад о своих на¬
мерениях и планах. Говорил уверенно, воодушевленно, горячо и
пылко. О затхлой театральной рутине говорил, о репертуарной
нескладице, о необходимости порвать с ветхой стариной постано¬
вочных
Раздраженно слушая эти немилые речи, Мария Гавриловна
Савина морщилась и показательно вздыхала. А сидевший рядом
с ней Владимир Николаевич Давыдов сказал шепотом, но так,
чтобы дошло до всех:
— Что ты, Машенька, тревожишься? Видишь, молодой чело¬
век не в себе!
Мейерхольд запнулся на миг и снова продолжал свое.
— Какая-то паутина, какой-то туман заволакивают светлую
деятельность театра, его назначение...
А когда заговорил о новом театропонимании (его слово!),
о поисках новых путей и дорог в искусстве, раздался голос Вар¬
ламова с места:
— Какие еще пути-дороги? Из дома в театр, из театра в ка¬
бак. Вот и все мои пути-дороги!
Насчет кабака, конечно, красного словца ради. Не ходок был
по кабакам.
Доклад Мейерхольда, пожалуй, немало удивил, но мало кого
убедил. Не имел успеха и первый его спектакль в Александрий¬
ском театре — «У царских врат» Кнута Гамсуна. Иначе пошло
дело, когда он начал репетировать драму немецкого автора Э. Хард-
та — «Шут Тантрис». Тут уж всем стало ясно, как одержим
этот человек театром, как безгранично его творческое воображе¬
ние, как умел и изобретателен. Не только объясняет, что играть,
но и показывает. И как показывает! Не всякому дано... Такого
режиссера Александринка еще не знала.
Незадолго перед этим прогремела в постановке Мейерхольда
опера «Тристан и Изольда» Рихарда Вагнера в Мариинском
театре. А «Шут Тантрис» — драматическая версия того же древ¬
некельтского сказания о запретной любви Изольды, жены корну-
эльского короля, к племяннику его, рыцарю Тристану.
По признанию самого автора, написана была пьеса под впе¬
чатлением великолепных скульптурных фигур средневекового
готического собора в старинном немецком городе Наумбурге.
И Мейерхольд поставил себе целью оживить в спектакле непод¬
вижное искусство ваяния. Строил его на групповых скульптур¬
ных мизансценах, стилизуя под старину. И это было в новинку
для Александрийского театра, для его зрителей. Чем-то неожи¬
данным, непривычным.
О спектакле «Шут Тантрис» (первое его представление со¬
стоялось 9 марта 1910 г.) много говорили, много писали. О высо¬
кой постановочной культуре: «Все продумано, во всем чувствуется
изящная мысль и художественный такт». О воссоздании и убе¬
дительной передаче духа времени: «Воскресла подлинная строгая
легенда средневековья». О народных сценах, таких живых и дей¬
ственных, что «кажется, не статисты заняты в них, а одни актеры
первого класса».
Редко кто заметил художественную незначительность самой
пьесы, вычурность и холодок стилизаторской постановки, нарочи¬
тую условность, навязанную заданность актерских поз и движе¬
ний, Не сговорясь, дружно увлеклись зрелищным праздником,
внешней красивостью спектакля, большой удачей всеми любимого
артиста Н. Н. Ходотова в роли шута Тантриса.
Очень важным сочли и другое: как писала Л. Я. Гуревич,
этим спектаклем «Мейерхольд одержал полную победу над пуб¬
ликой». И мало того, — завоевал бесспорное признание самих
александрийцев.
Осенью 1910 года начались репетиции «Дон Жуана» Мольера.
Роль Сганареля, слуги Дон Жуана, вторая по значительности
в пьесе, была поручена Варламову.
«Звенеть бубенцами чистой театральности» — таков был ре¬
жиссерский замысел спектакля.
Мейерхольд решил «возобновить» (именно этим словом он
определил свою задачу) мольеровский спектакль при версальском
дворе Людовика XIV, воспроизвести все условия, в которых иг¬
ралась «там, в ту пору» комедия «Дон Жуан»; помочь сегодняш¬
нему зрителю «сжиться, сродниться со всеми мельчайшими чер¬
тами эпохи, создавшей это произведение».
Поэтому спектакль пойдет, как встарь, без занавеса. Зрители
должны еще до начала спектакля впитать в себя «все чары»
среды, которая окружает действующих лиц. А само действие
вынесено вперед, на помост, который закрывает оркестровую
яму, образуя авансцену, непосредственно выдвинутую в зритель¬
ный зал.
Появятся прислужники сцены — арапчата: они зажгут све¬
чи, ибо сцена будет освещена только мерцающими огнями свечей,
что «сообщит движению театральных персонажей таинственность,
столь подходящую к характеру пьесы». Арапчата будут выходить
на сцену и во время действия: поднять оброненный платок, по¬
править чей-то плащ, чье-то платье, подать или унести шпагу
кавалера, веер дамы, вынести кресло, сменить обгоревшую свечу,